— Приятно все-таки слышать, — улыбнулся капитан, — что когда мы, грешные, спим, кто-то за нас бдит, — вот хотя бы в генштабе.
— Не насмешничайте, капитан, — комбриг взглянул укоризненно, вздохнул. — Вам, строевикам, хорошо. А штабная работа да еще генеральная — это ненасытная прорва. Сколько ни работай — все мало.
— Извините, товарищ комбриг.
— Ничего. А в писательский дом отдыха я с вами охотно прогуляюсь. Можно немного развлечься. На незнакомых людей поглядеть всегда интересно…
В тот же вечер и отправились. До писательского дома добрались в сумерках, — издали светились огнями окна большого двухэтажного здания. Где-то нежно мурлыкал патефон.
Комбриг и капитан поднялись на второй этаж. В большой, ярко освещенной зале, было довольно многолюдно. У настежь распахнутого окна на небольшом столике пристроен был патефон. За ним заботливо ухаживал молодой человек в модном пиджаке с приподнятыми плечами — крутил ручку, менял пластинки — и неутомимый ящик почти без перерыва источал томные мелодии. Несколько пар танцевали. Слышались шутки, смех.
В противоположном углу гостиной с двумя диванами старинного стиля, большим круглым столом и мягкими стульями собралось несколько человек — кажется, из писательской братии. Шел оживленный разговор, как показалось комбригу, — на литературные темы.
Комбриг устроился на диване у стены напротив входа. Он уловил несколько любопытных взглядов, брошенных на него, но вообще здесь, кажется, умели не докучать человеку вниманием. Это ему понравилось.
Капитан отошел к раскрытому окну, где играл патефон. Наверно, он хотел потанцевать.
Комбриг рассеянно смотрел на пеструю толпу гостей. По зале неторопливо прохаживались пары. Женщины были в легких летних платьях и почему-то казались комбригу особенно нарядными, привлекательными. Ему приятно было сидеть спокойно в стороне и следить за пестрым ручейком жизни, струившимся возле него.
Так просидел он довольно долго. Несмотря на раскрытое окно, в зале однако постепенно становилось душно. Комбриг встал — ему захотелось выйти на свежий воздух. Тут рядом с ним оказался молодой человек. У него были темные глаза, стрижка полубокс и широкие плечи.
— Вы, кажется, хотите прогуляться, товарищ комбриг? Разрешите сопровождать вас? Писатель-маринист, — он назвал себя, поклонился.
Комбриг кивнул:
— Не возражаю. Давайте выйдем вместе.
У крыльца им встретилась стройная женщина в синем платье, с высокой прической. На груди ее была приколота красная роза. Цветок показался только что сорванным, комбригу почудились даже капельки вечерней росы на лепестках.
Он и писатель-маринист прошли немного и опустились на скамейку. Было свежо и прохладно.
— О море, значит, пишете?
— Да, о море. А вот скажите, товарищ комбриг, ведь введены новые генеральские звания, а у вас все еще ромб в петлицах и звание прежнее — комбриг… Почему?
— Прежние звания не заменяются автоматически новыми, генеральскими. Идет переаттестация. Прежде всего это делается в войсках, в округах. А от нас, москвичей, это никуда не уйдет. Все будет сделано в срок.
— Вы, значит, в Москве служите?
— Да, в Москве.
— Понятно. — Писатель помолчал; он как будто колебался. — Может быть, пройдем еще немного, товарищ комбриг? Мне надо вам кое-что сказать.
Они углубились в аллею. Шли медленно — здесь было уже совсем темно, и тут молодой человек обстоятельно, не без волнения поведал комбригу то, что было у него на сердце.
Он недавно окончил мореходную школу торгового флота. Проходил практику на сухогрузе. Это имело немаловажное значение и для писательства, которым он занимается уже несколько лет. Прошлой осенью совершали рейс из Америки в Ленинград. Имели четко выполненные, хорошо видные советские опознавательные знаки на бортах, на поверхности палубы. Флаги на корме, на мачтах. Все в ажуре. Все шло нормально. При подходе со стороны Атлантики к берегам Англии были вдруг задержаны английским эсминцем. Сухогруз отвели в Портсмут, поставили у стенки, и началась долгая канитель. Куда, да откуда, да что везете, да зачем, да почему, да для кого — в общем, сплошные придирки. Судовые бумаги были в полном порядке, но корабль не отпускали, хотя наше посольство в Лондоне предъявляло протесты. Придирались англичане вежливо, даже как-то вяло, но корабль продержали несколько месяцев. Отпустили только этой весной. Недавно сухоргуз благополучно добрался до порта назначения. Практика у молодого моряка кончилась, ему предоставили отпуск, и он приехал в Москву. Так что все это позади, но это предыстория. А главное в том, что ему пришлось услышать, пока стояли в Портсмуте. Периодически их отпускали на берег, он захаживал в портовый ресторанчик. Кого там только не было! Моряки — да и не только моряки — чуть ли не со всего света. Но молодому практиканту с советского судна предстояло вовсе неожиданное: незадолго до отплытия на родину он встретил там одесского грека. Самого натурального! Себя этот одессит просил называть «дядя Спиро». Это