— Не мне одному нужно произношение поправить.
По-русски проговорил. И тут Мойша уже на русском и говорит:
— Так давайте не мучить девушку и себя, и будем говорить на языке товарища Пушкина.
— По-французски что ли? — решил пошутить Иван Яковлевич.
Посмеялись, и Мойша подвёл Брехта к этой картине. Нет, не понравилась. Уныло, и жалость к белым индусам, если честно, не вызывает. Но если верить Абрамовичу, то это Верещагин. Вернуть решил полковник его на родину. Хватит шастать по заграницам.
Про Верещагина как-то в одном из музеев рассказывала красивая экскурсоводша интересные всякие вещи, и одну фразу Иван Яковлевич запомнил, на себя спроецировав, тоже ведь холерик. Дословно не помнил, но примерно так звучала: «Затаскают по участкам и канцеляриям. Я ведь по живости характера способен буду кому-нибудь и в харю плюнуть, и в рожу дать». Это он кому-то там сказал, вернувшись из Индии, посмотрел на русскую действительность и назад отбыл. И долго там ездил по стране слоновьей — рисовал.
Глядя на картину, Брехт вспомнил, что у индусов нашли англичане ахиллесову пяту. Смерти сипаи не боятся, и казнь их не страшит. Боятся совсем другого — необходимости предстать пред высшим Судьёю в не полном, истерзанном виде, без головы, без рук, с недостатком членов. После того, как тело пушками разорвали на части, хоронят потом вместе, без строгого разбора того, которому именно из жёлтых джентльменов принадлежит та или другая часть тела. Европейцу трудно понять ужас индийца высокой касты при необходимости только коснуться собрата низшей: он должен, чтобы не закрыть себе возможность спастись, омываться и приносить жертвы после этого без конца. А тут может случиться такой казус, что голова брамина ляжет на вечный покой около позвоночника парии. Сразу восстание на убыль пошло. Назвали этот способ казни «дьявольским ветром».
Услышав цену, Брехт, махнул рукой и двинулся к двери. Деньги есть, но цена запредельная. К тому же никакой гарантии, что подлинник. На секунду задержался, мазнув взглядом по средиземноморскому пейзажу, хотел уже спросить предка футбольного фаната о цене этой вещи, но тот сам оказался рядом.
— Эту картину отдам в подарок, если купите первую.
— За полцены …
— Семь тысяч.
— Четыре!
— Вы, уважаемый, не правильно торгуетесь, цену надо повышать, а не понижать! — опешил Мойша.
— Три.
— Нет, так мы не сойдёмся …
— Две с половиной.
— Я согласен на ваше предложение в четыре тысячи, — сдался старший Абрамович.
— А нет в пару к этой средиземноморине? — Ткнул полковник пальцем в понравившийся пейзаж.
— Отчего же не быть, вот же рядом совсем. Тысяча злотых. Кто-то из учеников Айвазовского.
— Пять тысяч за три картины? — на всякий случай переспросил Брехт.
— Себе в убыток.
— Заверните.
В соседнем магазинчики купили с Малгожатой ещё большую китайскую вазу. Ну, наверное, китайскую. Ещё не те времена, чтобы европейцы и сами китайцы научились такие здоровущие вазы подделывать. Утрачено пока искусство это. По слухам в те былинные времена у самих-то древних китайцев одна из десяти обжиг повторный выдерживала. Тоже обошлась в пять тысяч. Теперь её ещё бы не разбить, засунуть и без того в забитый багажник «Мерседеса». Да, нет, не войдёт, придётся в салоне на заднем сиденье везти. Будет Федька итальянский ехать всю дорогу с ней в обнимку, придерживать.
Событие четырнадцатое
В тюрьме. Проверяющий спрашивает заключённого:
- Почему вы здесь?
- Да видите ли… Как вам сказать…
- Так и скажите: почему вы здесь???
- Да потому что не ВЫПУСКАЮТ!!!
Во Львов въехали поздно вечером, почти уже ночью. Десять часов и темень. Луна за тучи спряталась, Солнце за горизонт. Звёзды темноты испугались, и тоже решили пропустить сей исторический момент. Потому «Мерседес» ехал впереди, у него фары настоящие, там зажигать свечку не надо, лампочки горели. Патруля с полицейскими на въезде в город не было, даже поинтересоваться не у кого, где можно на ночь устроиться. Ехал Брехт и головой вертел, всматриваясь в улицу, или вывеску хотел найти с гордым словом «Хотель», или припозднившегося прохожего, чтобы узнать у того, где можно переночевать. Попались эти две вещи одновременно. Стоял полицейский возле горящего окнами здания. А на здании и надпись требуемая имелась. Хотель «Атлас Делюкс». Здание точно делал архитектор, дворец целый. Четыре этажа, большие окна, не дешёвое, должно быть, заведение, на первом этаже ресторан, музыка играет, какой-то духовой оркестр наяривает. И полицейский на стрёме, точно тут и надо останавливаться, а то ещё угонят «мерс» зелёный. Станется с них, с поляков.