Ничто не предвещало этого печального конца. Как и было задумано, после взрыва бетонного моста через реку Нарев, немцы длинной колонной растянулись вдоль реки по направлению к деревянному его предку. И, естественно, попали в прицелы нашей засады. Отстреляв почти весь боезапас, танки Т-34 отутюжили эту вражескую колонну, после этого направились на другой берег реки. Первые два танка благополучно миновали деревянный мост, а замыкающему не повезло. Под этой, запредельной для старого моста тяжестью, он развалился, а наш Т-34 оказался на середине реки, в самом её глубоком месте. Затонул он молниеносно. Из него удалость выбраться только командиру и заряжающему.
После нашего импровизированного совещания на НП мы направились в штаб 681 артполка, там пообедали, после чего я смог хоть немного отдохнуть в блиндаже командира полка. Проснулся в 16–00. Умывшись, сразу же направился в штабную землянку. Сведения, которые поступали по различным каналам связи в штаб 681 полка, носили угрожающий и сумбурный характер. Но ясно было одно — оборона Красной Армии разваливалась. По непроверенным сведениям вермахт уже захватил Гродно. Белосток ещё держался, но только из-за того, что немцы не собирались его серьёзно штурмовать. Они наносили фланговые удары. Гитлеровцы уже захватили Гайновку, и теперь на их пути к Волковыску стояли только части моей бригады. Упорный бой шёл под Суражем, там крупные силы немцев пытались уничтожить новое подразделение капитана Сомова. Потери у нас были очень большие и если бы не своевременная помощь со стороны одного из подразделений 6-го мехкорпуса, то, наверняка, опорный пункт, довольно рыхлая сводная группа Симонова, не удержала. Сейчас Сомов усилил эту сводную роту двумя танками Т-34 и двумя отделениями противотанковых ружей. Одним словом, всех сил моей бригады на том направлении явно не хватало. В радиограммах Пителин намёками просил передислоцировать на то направление хотя бы роту КВ и средние броневики. А по рации он, пренебрегая кодами, прямо предупреждал, что завтра оборона бригады будет продавлена, и немцы выйдут к Волковыску, перерезав трассу Белосток — Барановичи.
Обдумывал полученную информацию и скрытую просьбу о помощи Пителина я недолго. Эмоциональный порыв кинуться на помощь своим гибнущим товарищам был очень сильным. Но что этим мы могли бы достигнуть? Только продлить агонию гибнущей 10-й армии, и всё! Если бы даже, пользуясь тёмным временем суток, удалось без потерь перебросить с таким трудом сформированную мехгруппу, то во встречных дневных боях под Волковыском её разделали бы под орех. А немцы всё равно бы вышли к шоссе и железной дороге, пускай и на несколько часов позже. Здесь же, ударив в тыл немцам, эта группа сможет так потрясти вермахт, что их командование само отдаст приказ об отводе войск из-под Волковыска. Тем более, если эта группа сделает рейд по тылам немцев, например, до Суража. Это сразу же облегчит положение Сомова, да и всей 10-й армии.
А что? Немцы не ожидают удара, а тем более такими танками, против которых бессильны их 37-мм пушки. Самый мощный немецкий танк T-IV — детская хлопушка, по сравнению с КВ. А бросить на наши танки авиацию они вряд ли смогут. Во-первых, мехгруппа будет действовать у них в тылу, а во-вторых, после нашей засады и прорыва неуязвимых танков в тыл вермахта, немцы серьёзно запаникуют, и у них в рядах начнётся бардак. Даже их громадный опыт вряд ли поможет им со всем этим быстро справиться.
Так что вся эта негативная информация только укрепила мою уверенность в правильности задуманных планов. Но кроме этого возникла идея — не ограничивать контрудар мехгруппы только зачисткой шоссе Пружаны — Ружаны. Нет, нужно, отутюжив шоссе, развернуться и двигаться в сторону Гайнувки, а потом Суража. Боезапас есть, топливо Бульба завёз, танки КВ немцам остановить проблематично, и терять нам по большому счёту нечего. Погибнуть в таком рейде гораздо достойнее, чем под авиаударами люфтваффе. Окончательно решив этот вопрос, я стал действовать по намеченному плану. А пока приказал накрывать стол — нужно было перекусить перед дорогой. Когда наконец вышел из землянки, там уже поджидали меня Шерхан и Якут. Предстояла окончательная инспекция готовности подразделений к нанесению неожиданного удара по немцам.
Глава 19
На этот раз, двигались мы достаточно быстро. Недочётов в маскировке не заметил даже Якут. Остановились на дороге только один раз и то потому, что нас задержал комиссар 681-го артполка Шапиро. Ося занимался своим делом — повышал идеологический настрой вверенных ему бойцов. Минут десять я беседовал со своим другом, потом мы обнялись и разъехались по разным направлениям. Обстановка была тяжёлая, и даже простой дружеской беседе мы не могли отдать много времени.
В расположение мехгруппы прибыли только в 19:15. Задержка была вызвана тем, что нам несколько раз пришлось прятаться в кюветах от пролетающих мимо немецких самолётов. Активность люфтваффе возросла, а наших истребителей не было видно. Наверное, потери в 9-й сад настолько значительные, что они вынуждены прикрывать только наиболее важные объекты.
После прибытия в мехгруппу, я опять собрал совещание командиров. Там поставил новые задачи и приказал подготовиться к длительному рейду по немецким тылам. После того, как командиры разошлись, и мы остались одни с майором Вихревым, он сообщил мне довольно неприятную весть:
— В районе пяти часов вечера с фланга была атакована 30-я танковая дивизия. На этот раз она не смогла удержать Пружаны и сейчас отступает к Сельцам. Так что теперь, комбриг, мы остались один на один с 47-м механизированным корпусом немцев.
— Откуда эта информация, майор?
— К нашей группе вышло несколько танков из разбитой 30-й дивизии. Они из разных подразделений, но все прибились к батальону капитана Лысенко. Вот он и сообщил нам все эти сведения.
— Так…! Сколько в наличие танков в его группе, есть ли пехота?
— Из Пружан вместе с пятью Т-34 Лысенко вырвалось ещё два КВ и четыре Т-26. На броне было вывезено из Пружан 18 красноармейцев и один младший командир. Он, правда, ранен, хотя и не очень тяжело. Наотрез отказывается эвакуироваться, так же, как и пятеро других раненых красноармейца.
— А воевать-то они смогут?
— Как сказал наш фельдшер, ранения не тяжёлые, если не ходить в атаку, то в обороне стрелять смогут.
— Хорошо, майор! Раненых оставляй при нашем заслоне, остальных зачисляй в мотопехоту. Прибывшие танки тоже теперь будут входить в твою мехгруппу, командиром пускай там остаётся капитан Лысенко. Предупреди его, что пока мы не пробьёмся к нашим в Сурож, он подчиняется командованию бригады. А что ты, майор, не пригласил его на наше совещание?
— Ну, он же не наш, а из 30-й танковой дивизии. К тому же я ещё никому не сообщал, что немцы разбили 30-ю дивизию и взяли Пружаны. Настрой на атаку немецких гадов у людей нужно сохранить. А тут сведения о том, что фашисты разбили наголову целую танковую дивизию… Это может подорвать веру в победу.
— Думаешь? А мне кажется, наоборот, узнав про потерю Пружан, люди будут злее и драться яростнее. К тому же, как говорится, "шила в мешке не утаишь". Наверняка же уже все знают, что наши войска оставили Пружаны. И то, что следующим будет наш передовой заслон, тоже знают. А если нет, то узнают очень быстро. Все, майор, иди, распорядись, чтобы наши техники занялись обслуживанием прибывших танков и пришли ко мне капитана.
По виду вошедшего в палатку капитана можно было сразу понять, что совсем недавно он вышел из большой передряги. Весь запылённый, он пропах потом и порохом, взгляд нервный, речь отрывистая, в ней плохо отслеживалась логическая связь. Заставив его отрапортовать по всей форме, я добился того, чтобы он немного успокоился и начал всё адекватно воспринимать. Теперь он, уже совершенно внятно, рассказал обо всех перипетиях боя за Пружаны и о причинах, которые заставили дивизию сдать город. Их было две. Во-первых, это действия немецкой авиации, а во-вторых, отличные боевые навыки немецкой пехоты. Немцы не кидались врассыпную даже при появлении на поле боя КВ или Т-34. Немецкие артиллеристы из своих 37-мм противотанковых пушек, конечно, не могли пробить брони наших танков, но они быстро обучились и начали стрелять по гусеницам. Обездвижив танк, немецкая пехота затем его просто сжигала, а выбравшихся из горящей машины танкистов — расстреливала.