Выбрать главу

— А что ж, ясновельможный граф, не нам, сударь ты мой, бедной шляхте дворцы, мы к соломенной крыше привыкли.

Молодой человек, сконфуженный, гладил усы, не зная, что говорить, и поглядывал по углам.

— Вы здесь уже давно живете?

— Здесь, сударь ты мой, родился и, кажется, тут и умру, если господь Бог позволит.

— Так одни и живете?

— То есть не совсем один, — приободряясь и становясь развязным, говорил Курдеш. — Потерял я, правда, лучшего товарища, мою жену, царство ей небесное; но от нее осталась у меня дочь, утешение и подпора старости. За счастье почел бы себе, сударь ты мой, ясновельможный граф, представить ее вам как хозяйку моей хатки, но, к несчастью, вышла…

Старик хотел сказать: по грибы, но у него вырвалось: прогуляться. Перед ясновельможным графом он как-то постыдился грибов.

— Чуть ли я тут, в соседней березовой роще, не встретил вашу дочь, — небрежно заметил Сильван, чтобы поддержать разговор, — в белом, с розовым платьице, волосы темные.

— И очень хорошенькая девушка, — прибавил быстро пан Курдеш.

Барчонок улыбнулся незаметно, добавив:

— Подле шла пожилая и дородная женщина.

— А, это Бжозовская, непременно она, — подхватил пан Яцек, — и еще, сударь ты мой, с ними девки.

— Ну, уж остального-то я не видел.

Не знаю, почему молодой человек немного задумался; казалось, он что-то соображал, потом снял перчатки и, улыбнувшись несколько любезнее старику, попросил позволения отдохнуть с минутку.

— Тьфу, человек глупеет на старости! — воскликнул хозяин. — Вы, граф, просто пристыдили меня вашею благосклонностью: я сам должен был humillime note 2 просить, чтобы хоть лошади ваши отдохнули и покормились.

«А между тем и моя Франка подойдет, — прибавил он мысленно, — и Бжозовская, и полдник, хоть какой-нибудь, состряпаем для этого графчика».

И гость, и хозяин вышли на крыльцо; старик, заметив верховых лошадей, не отпустил их в конюшню, не осмотрев предварительно. Сильван был также лошадиным любителем или, по крайней мере, притворялся им. Стали оба осматривать, толковать, и разговор пошел свободнее.

— Ваш конь на взгляд — красота: породистый, кровь есть, игрушечка, но для езды, — заключил шляхтич, — для езды, сударь ты мой, я бы охотнее взял этого некрасивого казацкого буланку. Вот так конь! Целый день ступай на нем, не кормя: ноги здоровые, склад сильный, жилистый, кость широкая, грудь — прелесть.

— А мой? — спросил граф.

— Ваш, сударь ты мой, цаца-ляля, но кто его знает, что он может выдержать? Сядет в два часа.

— Эта игрушка стоит мне, однако ж, около двухсот дукатов.

— Очень может быть, и нисколько не удивляюсь этому; но мне, ясновельможный граф, сударь ты мой, лошади английской породы как-то не по вкусу; тонкие, поджарые и хоть, может быть, на коротком расстоянии и быстры, но для хорошей езды, по-моему, лучше наши, восточно-польские. Английские за стеклом хороши, да что мне в этом! Ухаживай за ними без меры, а поезжай со страхом и трепетом. Эх, когда-то и у нас была конюшня, сударь ты мой, и верховые — так себе, но теперь…

— Может быть, и теперь найдется что-нибудь? — несколько насмешливо спросил Сильван, моргнув из-за старика своему казаку.

— Коли и найдется, так не по вашему вкусу, — сказал пан Яцек, — г Есть у меня сивка…

— Ну, так прикажите же показать.

— Уж не стыдно ее показать, красивый зверь! Да вот и вывести-то ее порядочно некому! Воля гостя священна! Гей, — крикнул он, — покажите-ка сюда младшую сивку, только выведи ее порядочно!

Грыцко засуетился, накинул уздечку на фаворитку хозяина, и красивое это творенье выбежало из конюшни бойко, охотно и весело, словно барышня, которую ведут на бал. Пан Сильван Дендера, ожидавший увидеть на шляхетской конюшне какую-нибудь неуклюжую клячу, был поражен до того, что даже сделал несколько шагов навстречу сивке.

Лошадь была очень красива. Видна была восточная кровь: непомерно рослая, необыкновенно статная, с головкой, полной выражения, с ногами сухими и мускулистыми, с резко обозначившимися жилами, лоснящаяся, блестящая, выглаженная, словно балованное дитя, она, в сравнении с английским скакуном графа, была то же, что деревенская красавица в сравнении с затянутой и бледной барышней.

Старик Яцек с чувством погладил красивое творенье, которое, нюхая, искало в руках его обычный кусок хлеба. Граф удивлялся, осматривал сивку и искренно хвалил ее; в словах его даже проглядывала несколько зависть; он от всей души хотел найти в ней какой-нибудь порок, но это было невозможно.

вернуться

Note2

Нижайше (фр.)