— Вы забываете, что она — женщина прогрессивная.
— Тогда она не рассердится. Эти штуки — символ прогресса.
— Хоть мы сами и страдаем от избытка кислотности, нам не следует передавать ее по наследству нашим детям.
Он захихикал и принялся разрисовывать цветным карандашом одну из чудовищных рож. Под его пальцами надутая пленка жалобно пищала.
— Как вы думаете, в котором часу мы придем в среду?
— Капитан рассчитывает причалить под вечер.
— Надеюсь, мы сойдем на берег до того, как выключат свет. Его, наверно, еще выключают?
— Да, вы сами увидите, там лучше не стало. Наоборот, еще хуже. Теперь нельзя выехать из города без разрешения полиции. На всех дорогах из Порт-о-Пренса заставы. Боюсь, что вам не добраться до вашей гостиницы без обыска. Мы предупредили команду, что если они пойдут в город, то только на свой страх и риск. Конечно, они все равно пойдут. У матушки Катрин всегда открыто.
— А что слышно новенького о Бароне? — Так для разнообразия иногда называли президента вместо Папы-Дока: мы оказывали честь этой нелепой, убогой особе, наградив его титулом Барона Субботы — героя негритянских поверий, который бродит по кладбищам во фраке и цилиндре, дымя большой сигарой.
— Говорят, его не видно уже месяца три. Даже не подходит к дворцовым окнам поглазеть на оркестр. Кто знает, может, он давно умер. Если, конечно, он может умереть своей смертью, а не от серебряной пули. В прошлое и позапрошлое плавание нам пришлось отменить остановку в Кап-Аитьене. В городе военное положение. Он слишком близко к доминиканской границе, и нас туда не пускают. — Он набрал воздуху и стал надувать следующий презерватив. Кончик вздулся, как опухоль на черепе, и каюту наполнил больничный запах резины. — А что вас заставляет туда возвращаться?
— Не так-то просто бросить гостиницу, которая тебе принадлежит.
— Но вы ее бросили.
Я не собирался посвящать казначея в свои дела. Побуждения мои были слишком интимными и слишком серьезными, если можно назвать серьезной запутанную комедию нашей личной жизни. Он надул еще один capote anglaise [презерватив (фр.)], и я подумал: «Ей-богу, есть, наверно, какая-то сила, которая придает всему, что с нами происходит, унизительный характер». В детстве я верил в христианского бога. Жизнь под его сенью была делом нешуточным: я видел его карающую длань в каждой трагедии. Я видел его сквозь lacrimae rerum [мировая скорбь (лат.)], и она так же искажала его очертания, как шотландские туманы превращают карликов в великанов. А теперь, когда жизнь подходила к концу, верить в него — да и то не всегда — мне позволяло только чувство юмора. Жизнь — это комедия, а вовсе не трагедия, к которой меня готовили, и мне казалось, что всех нас на этом судне с греческим названием (почему голландская компания дает своим судам греческие имена?) гонит к смешной развязке какой-то властный шутник. Как часто я слышал в толпе, выходящей из театра на Бродвее или Шэфтсбери-авеню: «Ну и смеялся же я... До слез!»
— Что вы думаете о мистере Джонсе? — спросил судовой казначей.
— О майоре Джонсе? Ну, эту заботу я предоставляю вам и капитану.
Было ясно, что с ним тоже советовались. Быть может, моя фамилия Браун заставляла меня острее воспринимать комедию, которая разыгрывалась вокруг Джонса.
Я взял огромную сосиску из рыбьего пузыря и спросил:
— А вы когда-нибудь пользуетесь этими штуками по прямому назначению?
Казначей вздохнул:
— Увы, нет. Я уже не в тех годах... Чуть что, в у меня начинается crise de foie. [приступ печени (фр.)] Стоит мне поволноваться.
Казначей сделал интимное признание и в ответ ожидал от меня того же, а может быть, капитану требовалось собрать сведения и о моей персоне и казначей решил, что ему представился случай их получить.
Он спросил:
— Как такой человек, как вы, мог вообще поселиться в Порт-о-Пренсе? Каким образом вы стали hotelier? Вы совсем не похожи на hotelier. Вы похожи на... на... — но тут у него не хватило воображения.
Я засмеялся. В вопросе его не было ничего нескромного, но ответ на него я предпочитал держать про себя.
На другой день капитан оказал нам честь с нами отужинать, его примеру последовал и главный механик. Мне кажется, между капитаном и главным механиком всегда существует соперничество — ведь они несут одинаковую ответственность за судно. И пока капитан столовался отдельно, главный механик тоже нас избегал. А сегодня они оба, как равные, сидели под сомнительными воздушными шарами — один во главе стола, другой в противоположном его конце. В знак прощания подали лишнее блюдо, и все пассажиры, за исключением Смитов, пили шампанское.
Казначей вел себя в присутствии начальства необычайно сдержанно (по-моему, ему очень хотелось уйти в темноту на мостик к первому помощнику и подышать на свободе свежим морским воздухом), а капитан и главный механик тоже были слегка подавлены торжественностью обстановки и словно священнодействовали. Миссис Смит сидела по правую руку от капитана, я — по левую, но присутствие Джонса мешало нам свободно разговаривать. Меню тоже не помогало веселью — по случаю торжества голландцы дали волю своему пристрастию к жирным мясным блюдам, и тарелка миссис Смит то и дело попрекала нас своей пустотой. Впрочем, Смиты навезли с собой из Соединенных Штатов множество каких-то бутылок и банок, которые всегда обозначали их места за столом, как буйки на реке. Очевидно, они считали, что поступаются своими принципами, когда пьют такую подозрительную смесь, как кока-кола, и сегодня, попросив горячей воды, готовили свои собственные напитки.
— Я слышал, что после ужина нас ждет какое-то представление, — уныло сказал капитан.
— Нас тут немного, — пояснил казначей, — но мы с майором Джонсом решили, что надо как-то отметить прощальный вечер. Конечно, наш кухонный оркестр что-нибудь сыграет, и мистер Бэкстер обещал нам кое-что изобразить...
Мы с миссис Смит обменялись недоуменным взглядом. Какой еще мистер Бэкстер? Неужели у нас на пароходе кто-то едет зайцем?
— Я попросил мистера Фернандеса поддержать нас, и он охотно согласился, — с жаром продолжал казначей. — А на прощание мы споем «Олд Лэнг Сайн» [шотландская песня на слова Р.Бернса (в переводе С.Маршака «Застольная» — «Забыть ли прежнюю любовь в дружбу прежних дней»)] в честь наших пассажиров англосаксонского происхождения.
Нас во второй раз обнесли жареной уткой, и Смиты, чтобы составить нам компанию, положили себе на тарелки что-то из своих баночек и скляночек.
— Простите, миссис Смит, — не выдержал капитан, — что вы пьете?
— Бармин с горячей водой, — сообщила ему миссис Смит. — Муж предпочитает по вечерам истрол. А иногда — векон! Ему кажется, что бармин действует на него возбуждающе.
Капитан кинул испуганный взгляд на тарелку миссис Смит и отрезал себе кусок утки. Я спросил:
— А что вы едите, миссис Смит? — Мне хотелось, чтобы капитан почувствовал комизм положения.
— Ну уж вам ли это не знать, мистер Браун! Вы же видели, я ем это каждый вечер, в одно и то же время. Питательную кашицу из бересты, — пояснила она капитану.
Он положил нож и вилку, отодвинул от себя тарелку да так и остался сидеть, понурив голову. Сначала я подумал, что он произносит благодарственную молитву, но, по-видимому, он просто боролся с тошнотой.
— Я закушу орехолином, — сказала миссис Смит, — если у вас не найдется кефира.
Капитан хрипло откашлялся, отвел от нее глаза и оглядел стол; он содрогнулся, увидев мистера Смита, который ковырял вилкой сухие коричневые зерна, и перевел суровый взгляд на безобидного мистера Фернандеса, словно тот был за все это в ответе. Потом он объявил официальным тоном:
— Завтра во второй половине дня мы прибываем, надеюсь, к четырем часам мы уже будем на месте. Советую побыстрее пройти таможенный досмотр, в городе обычно выключают свет около половины седьмого.
— Почему? — спросила миссис Смит. — Наверно, это всем неудобно.
— Из соображений экономии, — сказал капитан и добавил: — Сегодня по радио передавали не очень веселые новости. Сообщают, что повстанцы перешли границу Доминиканской Республики. Правительство утверждает, будто в Порт-о-Пренсе спокойно, но я советую тем из вас, кто там останется, поддерживать как можно более тесную связь со своими консульствами. Я получил приказ быстро ссадить пассажиров и сразу же плыть в Санто-Доминго. Задерживаться для приемки груза я не буду.