После реставрации Стюартов «остроумие» почиталось в дворянской среде превыше всего, однако отношение к нему становилось более критическим по мере того, как формировалась и крепла буржуазная идеология. «Изысканные остроумцы!.. — восклицает сэр Томас Рэш в комедии Джона Крауна «Сельский остроумец». — Грубые, грязные, развратные модники, которые вряд ли что читали, кроме пьес; они ни к чему не способны, как только писать пасквили на порядочных людей или же отпускать шуточки — насмехаться, как говорят они, — не щадя ни мирского, ни духовного...»[374] Нередко в пьесах излагалась философия остроумцев: Дон Джон (вариант мольеровского Дон-Жуана) из трагедии Томаса Шедуэлла «Распутник» (1675), «опрометчивый, бесстрашный человек, наделенный всеми пороками», гордился своими, как ему казалось, исключительными способностями, широким взглядом на жизнь в противоположность «практическим людям» с их сдержанностью в речах, умеренностью и рассудительностью. «Мое занятие — удовольствие, — рассуждает Дон Джон. — Ради этого я пойду на все, не разбираясь в средствах. Какая разница, прав я или неправ. Главное — добиться наслаждения»[375]. Спустя без малого два десятилетия почти эти же слова произнесут и герои Конгрива Беллмур и Вейнлав из комедии «Старый холостяк» (акт I, сц. 1). Жизнь, с точки зрения остроумцев, это сложное, многогранное искусство, требующее от человека осмотрительности и проницательности. Ложь нужно умело сочетать с правдой, честность — с хитростью, обман — с прямотой[376]. Брак считался обузой, жениться означало проиграть бой, так как отношения с женщиной приравнивались к военным действиям или борьбе.
Цинизм нравов, презрительный скептицизм остроумцев, их злословие, неуважительное отношение к семье и браку вызывали протест многих писателей, философов, мыслителей. «Последнее время в наших комедиях безудержно восхваляют остроумцев и воспевают их дебоши, — писал Джеймс Райт в трактате «Сельские беседы» (1694) — Может создаться впечатление, что эти господа и есть подлинные джентльмены нашего века. Рассудительными и трезвыми в этих комедиях являются лишь глупцы или полоумные... Остроумцы считают брак безумием, проклятием, насилием над природой, распутство же представляется в пьесах в самых изысканных красках, которые только можно себе представить...»[377] Подобные же мысли высказывали и многие другие авторы, боровшиеся за очищение нравов: Джордж Сэвил в трактате «Совет дочери» («The Lady's New Year's Gift, or Advice to a Daughter», 1691), Дэвид Аберкромби в «Рассуждениях об остроумии» («A Discourse of Wit», 1686), анонимные авторы трактатов «Городской щеголь» («The Character of a Town Gallant», 1675), «Городская барышня» («The Character of a Town Misse», 1675), «Замечания по поводу развлечений и бесед городских щеголей» («Remarques on the Humours and Conversations of the Gallants of the Town», 1673). Все авторы подчеркивали высокомерие остроумцев, их презрение к добродетелям, отмечая одновременно, что никогда среди светских джентльменов не было столь сильно развито стремление прослыть остроумцем.
Еще до Джереми Колльера с осуждением писателей-остроумцев выступил поэт Ричард Блекмур. В предисловии к поэме «Принц Артур» (1695) он писал: «Нынешние авторы комедий обыкновенно извиняют безнравственность своих пьес порочностью века. Они думают, что цель поэзии — увеселение читателя и зрителя и что это увеселение невозможно в настоящее время без легкомысленного тона. Но это неверно. Цель поэзии не только увеселять, но и поучать, в этом совершенно согласны между собой Аристотель, Гораций и все их комментаторы... Точно так же не основательно и то извинение, когда эти порты говорят, что при большей строгости нравов театр останется так же пуст, как церковь. Если это так, то поэты должны тотчас бросить свое ремесло и выбрать себе честное занятие. Они не должны намеренно портить народ и извлекать из этого средства для существования»[378].
Так постепенно читателям доказывалось, что остроумцы не в состоянии найти правильный ответ на сложные проблемы действительности, что они не могут быть духовными вождями нации, а их суждения и взгляды не имеют никакой ценности[379].
Борьба с остроумцами являлась прежде всего борьбой с театром, ставшим в период Реставрации развлечением для аристократов. Аудитория, заполнявшая зрительный зал, была немногочисленна и однородна по составу: светское общество столицы — придворные, знать, государственные чины. Новое драматическое искусство заключало в себе новые возможности, таило новые опасности, оно сделалось выражением того антибуржуазного, антипуританского духа, которым была пронизана господствующая идеология эпохи. Театр времен Реставрации мстит пуританам за вынужденное молчание; он не стеснялся ни в выборе сюжетов, ни в форме, в которую облекал свои мысли. Наиболее распространенным и излюбленным жанром эпохи стала комедия. Этической и философской основой творчества комедиографов периода Реставрации было учение Гоббса о «материальном» человеке, наделенном хищным, разрушительным эгоизмом; человеческая природа воспринимается в комедиях этого времени узко и цинично, как взаимосплетение животного эгоизма и чувственности, не ограниченных ни гражданскими, ни политическими, ни религиозными препонами.
376
В этом отношении английские «остроумцы» находились под влиянием теорий испанского писателя и философа Бальтасара Грасиана-и-Моралеса (1601-1658), создавшего в своем трактате «Благоразумный» образ светского «мудреца», противостоящего злу мира благодаря своей протеевской многоликости и умению приспосабливаться к обстановке.
378
R. Blackmore. Prince Arthur. In: Critical Essays of the Seventeenth Century. Ed. by T. E. Spingarn, Indiana University Press, 1957, vol. Ill, p. 232.
379
Подробно о полемике между «остроумцами» и их оппонентами см.: В. Д. Рак. Сатирико-нравоучительные журналы Аддисона и Стиля и литературная полемика их времени. ЛГУ, 1967.