ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Сцена первая
Беллмур. Вот ее дом. (Смотрит на часы.) Ну как, Сеттер? Идет мне лицемерие? Хорошо на мне сидит?
Сеттер. Наинабожнейшим образом.
Беллмур. Не понимаю, почему наши молодые люди так хвастаются своим безбожием. Распутничать под маской благочестия куда удобней.
Сеттер. Тс-с, сэр, и живей сюда! Из-за угла показался Фондлуайф и направляется в нашу сторону.
Беллмур. Ты прав: это он, а ему не следует видеть меня.
Фондлуайф. А я говорю, что останусь дома.
Барнеби. Но, сэр...
Фондлуайф. Вот несчастье! В этого парня вселился дух противоречия. Кому я сказал, бездельник, что останусь дома?
Барнеби. Умолкаю, сэр, но тогда прощай пятьсот фунтов!
Фондлуайф. Это как же? Погоди, погоди, ты, кажется, сказал, что условился с его женой, с самой Комфорт?
Барнеби. Условился. И Комфорт пришлет сюда Трибюлейшена, как только он объявится дома. Я, конечно, могу привести молодого мистера Прига, чтобы он составил компанию хозяйке, пока вы в отлучке, но вы говорите...
Фондлуайф. Что? Что я говорю, мошенник? Я говорю, чтобы он близко к моему дому не подходил; я говорю, что он тщеславный юный левит[34], изнеженный деликатесами, которые поглощает, чтобы выглядеть изящным в глазах женщин. Откровенно сказать, боюсь, не осквернил ли он уже алтарь нашей сестры Комфорт, чей добрый муж введен в заблуждение его набожным видом. Я говорю, что похоть сверкает у него в глазах и цветет на щеках и что я скорее доверю свою жену раскормленному капеллану какого-нибудь лорда, нежели ему.
Барнеби. Время уходит, сэр, а там ничего не сделать до вашего прихода.
Фондлуайф. А здесь ничего не сделать до моего ухода. Поэтому я останусь, понятно?
Барнеби. И рискнете сорвать сделку, сэр?
Фондлуайф. Ну, довольно, довольно. Человеку, у которого красивая жена, и без этого забот хватает.
Барнеби. Только в том случае, сэр, когда он не выполняет своих супружеских обязанностей. А уж это все равно что из тщеславия снять хороший дом и напустить туда жильцов, чтобы было чем аренду платить.
Фондлуайф. Очень меткое сравнение, мошенник! Ступай, попроси мою Кокки выйти сюда. Я дам ей кое-какие наставления перед уходом и кое в чем ее разубежу.
А покамест попробую разубедить себя. Скажи, Айзек, почему ты ревнуешь? Почему ты так не доверяешь родной жене? Потому что она молода и пылка, а я стар и бессилен. Зачем же ты тогда женился, Айзек? Затем, что она была красива и соблазнительна, а ты упрям и влюблен до безумия, влюблен так, что и теперь не властен подавить в себе влечение. А разве то, что соблазняет тебя, Айзек, не соблазняет других, которые могут соблазнить ее? Сильно этого опасаюсь. Но ведь твоя жена любит тебя, больше того, обожает? Да. Тогда к чему твои тревоги? Увы, она любит меня больше, чем имеет к тому оснований. А мы, коммерсанты, не доверяем слишком сговорчивым партнерам — у них всегда есть скрытые намерения. Следовательно, и у твоей жены есть скрытые намерения, которых тебе не разгадать, сколько бы ты, Айзек, не бился. Но тс-с!
Летиция. Надеюсь, мое сокровище не покинет меня. Правда, Никкин?
Фондлуайф. Жена, глубоко ли задумалась ты над тем, как отвратителен, ужасен, вопиющ грех прелюбодеяния? Взвесила ли ты всю тяжесть его, спрашиваю я? Это очень весомый грех, и хотя он ляжет на твои плечи, твой муж тоже будет вынужден нести часть этого бремени. Твоя вина падет и на его голову.
Летиция. Боже милостивый! Что ты имеешь в виду, дорогой мой?
Фондлуайф (в сторону). Признаюсь, у нее обольстительные глаза. И сомневаюсь, что могу доверить ее даже Трибюлейшену. (Громко.) Отвечай, ты подумала, что значит наставить рога мужу?
Летиция. (в сторону). Странно! Я уверена, что он ни до чего не докопался. (Громко.) Кто очернил меня перед моим ненаглядным? Надеюсь, мое сокровище не допускает, что мне приходили или придут в голову подобные мысли?
34
...юный левит... — Так часто называли домашнего капеллана. В «Истории Англии» Томас Маколей пишет: «Молодой левит — таково было тогда обычное выражение — мог быть нанят за стол, чердачок и десять фунтов в год, взамен чего он должен был не только исполнять свои прямые обязанности, не только быть терпеливейшим из посмехов и слушателей, не только быть всегда готовым в хорошую погоду к игре в шары, а в ненастье к игре в камешки, но и избавлять хозяев от расхода на паем садовника или конюха... Ему дозволялось обедать с хозяевами, но он должен был довольствоваться самым простым кушаньем» (Маколей. Полн. собр. соч., т. VI. С.-Пб., 1861, С. 323-324).