Миссис Саллен. А что вы думаете о битвах Александра?
Арчер. Только Лебрен[66], сударыня, мог бы изобразить наши бон и нашего полководца, еще более великого. Дунай, сударыня, являл собой не менее величественное зрелище, чем Граник[67], а наша победа при Рамийи[68] не уступит Арбелаху.
Миссис Саллен. Скажите, сударь, а чей это портрет висит там, в углу?
Арчер. О, это бедный Овидий в изгнании, сударыня.
Миссис Саллен. За что же его изгнали?
Арчер. За то, что он полюбил женщину более знатную, чем он, сударыня. (Отвешивает поклон.) Его судьба печалит меня.
Миссис Саллен. А она ответила ему взаимностью?
Арчер. Об этом он умолчал. Он был настоящий джентльмен, сударыня.
Миссис Саллен. Мне очень его жаль, коли ему приходилось таить свою страсть!
Арчер. А я ему лишь завидую, коли она увенчалась успехом.
Миссис Саллен. Вам нравится Венера, что над камином?
Арчер. Неужто — это Венера?! Я думал, это ваш портрет, сударыня. Впрочем, теперь, присмотревшись, я вижу, что она не так хороша.
Миссис Саллен. О, как сладостна лесть! А вам в самом деле хочется взглянуть на мой портрет? Вот он, над комодом. Он вам нравится?
Арчер. Я не могу не восхищаться, сударыня, всем, что хоть сколько-нибудь напоминает вас. Но право, сударыня… (Глядит на портрет, потом на миссис Саллен; опять на портрет, и так несколько раз подряд.) Простите, сударыня, а кто его писал?
Миссис Саллен. Один знаменитый художник, сударь. Эймуэлл и Доринда уходят.
Арчер. Знаменитый художник, говорите?! Да, это ваши глаза, но где же их блеск, их влажность, где сияние, которое они излучают? Да, это ваши ямочки, но где рой маленьких убийц-купидонов, которые притаились в них? Вот они губы — но где та алая роза, где нежная припухлость, столь соблазнительная в оригинале?..
Миссис Саллен (в сторону). Ах, если бы судьба соединяла меня с таким вот человеком!..
Арчер. А ваша грудь!.. Безумный, он дерзнул рисовать небеса! Кстати, вон на той картине, сударыня, изображен Салмоней[69], которого поразила молния за то, что он посмел подражать громам Юпитера. Я полагаю, вы также покарали этого живописца, сударыня?
Миссис Саллен. Если б мои глаза метали молнии, они избрали бы для себя лучший предмет.
Арчер. Какая восхитительная постель вон в той комнате, сударыня! Это, должно быть, ваша спальня?
Миссис Саллен. А что из того?
Арчер. Я в жизни не видел такого роскошного одеяла. Никак не могу разглядеть издали, что на нем вышито, сударыня. С вашего разрешения, сударыня… (Идет в спальню.)
Миссис Саллен. Какой, однако, наглец! Впрочем, если б я даже дала ему повод, он все равно не посмел бы им воспользоваться. А может, попробовать? (Идет в спальню, но поспешно возвращается.) Боже мой, что я делаю! Кругом ни души! Сестра! Сестрица! (Убегает.)
Арчер (выходит). Придется пойти за ней. (Направляется к двери.)
Входит Скраб.
А, братец Скраб! Ты уж меня прости, я ведь только ненадолго отлучился. Вот гинея, хозяин велел тебе дать.
Скраб. Гинея! Хе-хе-хе! И в самом деле гинея! Но ты, верно, хочешь получить с меня двадцать один шиллинг сдачи?
Арчер. И в мыслях не имел! У меня есть вторая гинея, для Джипси.
Скраб. Для Джипси? Чтоб она сгорела, ведьма проклятая! Дай мне эту гинею, брат, и я тебе открою целый заговор.
Арчер. Да ну?
Скраб. Да-да, братец, заговор! Страшный заговор! Ну чем не заговор: во-первых, в нем замешана женщина, во-вторых, в нем замешан поп, в-третьих, все делается на французское золото, а в-четвертых, я ни шиша во всем этом не понимаю.
Арчер. Боюсь, братец Скраб, что тут никто ничего не поймет!
Скраб. Ия того же побаиваюсь. Где замешаны поп да женщина, там всегда тайны да загадки. Одно несомненно, что здесь побывал этот попище, который одной рукой подбивает на грех, а другой дает отпущение… И Джипси продала душу дьяволу. Я видел, она взяла деньги, лопни моb глаза, если это не так!
Арчер. Значит, ты из-за Джипси распетушился?
Скраб. Нет, совсем не из-за нее! Я всего не расслышал, но они что-то говорили про графа, про гардеробную, про черный ход и про ключ от калитки.
66
67
68
69