У Ольги Павловны подкашиваются ноги, она садится на лавочку.
Я говорил: сядь. (Прикладывает ей к голове полотенце.)
О л ь г а П а в л о в н а. У Мани? Какой ребенок?
К а р а у л о в. Ну, маленький.
О л ь г а П а в л о в н а. От кого ребенок?
К а р а у л о в. Подробности не знаю.
Ольга Павловна поникает.
Ничего-ничего, дыши воздухом. Вспоминай спартанцев.
О л ь г а П а в л о в н а. Маня! Где она? Ноги не идут. Маня!
Из дома выходит М а н я. Обе женщины бегут друг к другу и обнимаются. Ольга Павловна плачет.
Манюша, родная моя!
М а н я. Мама… Ты слыхала? Это же вздор, курьез… Ну, разве можно так волноваться из-за пустяков?
О л ь г а П а в л о в н а (отстраняясь). Из-за пустяков? Это пустяки?! У матери ноги отнялись, а она… она разговаривает, улыбается. Порядочная девушка горем была бы убита, топиться побежала бы, чтоб только родителей не огорчить. Ведь беда, беда у тебя!
М а н я. Никакой беды нет и не было.
О л ь г а П а в л о в н а. Молчи! Не смей говорить циничностей!
М а н я. Ах, так? Ничего от меня не услышите. (Идет к даче.)
О л ь г а П а в л о в н а (Караулову). И ты терпишь?
К а р а у л о в (идет за дочерью, кричит). Машка, не дерзи!
М а н я (оборачиваясь). Что-о-о?
К а р а у л о в (отходя к Ольге Павловне). Боюсь я ее…
М а н я ушла. Караулов и Ольга Павловна садятся рядом.
О л ь г а П а в л о в н а. Что творится! Бога нет, стыда нет. У Мани ребенок… И все большевики сделали.
К а р а у л о в. Ну, может быть, и беспартийный.
О л ь г а П а в л о в н а. Но кто? Кто? Хорошо, если этот негодяй порядочный человек, а то — беда! Маня… Дочь… Разве мы ее этому учили? И вдруг! Непонятное явление.
К а р а у л о в. Со временем наука все объяснит.
О л ь г а П а в л о в н а. Со временем! А сейчас что делать?
Оба всхлипывают. Входит П р и б ы л е в. Старики стараются принять спокойный вид.
П р и б ы л е в. Здравствуйте! Вы чем-то расстроены?
О л ь г а П а в л о в н а. Нет, что вы!.. Наоборот. (Всхлипывает.)
К а р а у л о в. У нас ровно ничего не случилось.
П р и б ы л е в. В настоящее время родителей принято игнорировать…
К а р а у л о в. Да, в других семьях это бывает.
П р и б ы л е в. Я же в таких вопросах держусь старых взглядов и решил обратиться именно к родителям. Я хочу говорить о вашей дочери.
Старики переглядываются.
Мы с ней знакомы. Даже близко знакомы.
К а р а у л о в (с просыпающейся надеждой). Так-так-так.
П р и б ы л е в. Я люблю ее. Но у нас создались какие-то странные отношения.
К а р а у л о в. Ох, мы уже не сердимся.
П р и б ы л е в. На что же сердиться? Я готов жениться хоть завтра.
О л ь г а П а в л о в н а. Все-таки бог есть! Вы благородный человек. Сережа!..
К а р а у л о в. Оленька!..
Старики обнимаются.
О л ь г а П а в л о в н а. Федор Федорович, до чего вы нас успокоили!
К а р а у л о в. Какой он Федор Федорович? Федя, Федюша. (Обнимает Прибылева.)
П р и б ы л е в. Но у Марии Сергеевны…
К а р а у л о в. У Мани, у Мани!
П р и б ы л е в. У Мани, по-видимому, оригинальный взгляд на брак. Она почему-то капризничает.
О л ь г а П а в л о в н а. В ее положении это понятно.
П р и б ы л е в. Следовательно, вы мне поможете?
К а р а у л о в. Ему еще помогать! А? Кокет, кокет мужчина. Ему помогать! Ах, Федя, Федя! Вина бы надо. Вот кстати! (Наливает всем из бутылки, оставленной Сенечкой.) За Манино, твое и… его здоровье. (Выпивает.)
П р и б ы л е в. Простите, кого — его?
О л ь г а П а в л о в н а. Опоздали хитрить, опоздали!
К а р а у л о в. Да, нехорошо, Федя. Ты мог бы раньше сказать, ведь мы сегодня от чужих людей узнали. Трах! У Мани будет ребенок!
П р и б ы л е в. Какой ребенок?
К а р а у л о в. Вот именно. У жены чуть ноги не отнялись.
Прибылев садится.
Да, так и села.
Прибылев встает. Караулов доливает вино в стакан, который Прибылев держит в руке.