О л ь г а П а в л о в н а (уходя в дом и всхлипывая). Это мы… вслух читали.
Прибылев пожимает плечами, шевелит тростью книги, сваленные Карауловым на ступеньках террасы, поднимает тетрадь, читает.
П р и б ы л е в. «Дневник Марии Карауловой». Дневник? (Раскрывает, оглядывается. Прячет во внутренний карман пиджака.) Занятно. (Уходит.)
С другой стороны входят Р а я с маленьким чемоданом и З и н а.
З и н а. Вот карауловская дача. Только у них кошмарная история.
Р а я. Что случилось?
З и н а. Все всё узнали… У родителей удары были. Поклонники разбежались… И теперь против Мани целая кампания. (Зовет.) Маня! Ничего, уж очень она была горда — не по обстоятельствам. Конечно, я ей зла не желаю, но пускай помучается. (Зовет.) Маня, к тебе приехали!
Входит М а н я.
Р а я. Маня!
М а н я. Рая!
З и н а (Мане). Как ты осунулась!
М а н я. Вовсе я не осунулась.
З и н а. Конечно, прежнее не вернется, но ты не отчаивайся.
М а н я. С чего ты взяла? У меня все осталось по-старому.
З и н а. Не знаю… Раньше тут от мальчишек тесно было, а теперь у них сплошной выходной день.
М а н я. Врешь. Они все здесь, и если захочу, то завтра же выйду замуж.
З и н а. Неужели? Побегу к свадьбе платье готовить. (Уходит.)
Р а я. Какая она злая!..
М а н я. Она мне всегда завидовала. И будет, будет завидовать! Рая, милая, я не хотела говорить при Зинке, но у меня действительно много неприятного. Все это сложней и тяжелей, чем я думала.
Р а я. Конечно, трудно, но зато как хорошо все это побороть… Знаешь, я как-то успокоилась. И потом… я буду очень его любить. А ты своего?
М а н я. Да, конечно… Рая, я хочу спросить: у тебя есть… ну… самостоятельный заработок?
Р а я. Н-нет… я еще учусь.
М а н я. Прости, а он… он на тебе не женится?
Р а я. Нет. Я уже два месяца его не видала… И никогда не захочу его видеть.
М а н я. Ай-ай! А твои родители?
Р а я. У меня только отец. Он старый. А в еврейских семьях особенно строго. Он еще ничего не знает, но как-то странно смотрит на меня.
М а н я. Что же я наделала! Рая, я ужасно виновата. Зачем ты тогда мне поверила?
Р а я. Я и теперь верю.
М а н я. Нет-нет, я ошиблась. Не надо, нельзя иметь ребенка. Особенно тебе. Рая, прости меня.
Р а я. Что с тобой?
М а н я. Я не о себе, я о тебе говорю.
Р а я. Что же у меня? Осенью чертежная работа будет… Мне только год продержаться… Вот отец…
М а н я. Я себе этого никогда не прощу.
Входит Я к о в.
Р а я. Яша?
Яков вздрагивает и останавливается.
М а н я. Ты его знаешь?
Р а я. Мы же в одном институте. Как вы сюда попали?
Я к о в. Я на практике.
В окне появляется голова О л ь г и П а в л о в н ы.
О л ь г а П а в л о в н а. Маня, отец ноты рвет!
Маня бежит в дом.
Р а я. Кто ее отец?
Я к о в. Прекрасный человек.
Р а я. Почему вы ко мне полгода не заходили?
Я к о в. Я заходил. Сначала вас дома не было…
Р а я. А потом?
Я к о в. Времени не было.
Из окна вылетают нотные листы.
Немного нервничает.
Вылетает переплетенная тетрадь.
Отойдите, здесь небезопасно.
Р а я (уходя с Яковом). Яша, у меня в жизни много перемен.
Им навстречу — К о с т я. Он хватает Якова за рукав.
К о с т я. Рая! Как ты? Нет, мне удивляться некогда. Яшка, необходимо… срочно… два слова… зависит жизнь!
Р а я ушла.
Я к о в. Если буйволу в арбу нагрузят двадцать пудов — он везет. Тридцать — он тоже везет. Но если шестьдесят — он оборачивается и посылает к черту. (Пытается уйти.)
Костя хватается за него.
К о с т я. Стой! Это не я тебя держу, а совершенно новый незнакомый человек. Яков, до сих пор у меня чувство и воля раздваивались… Ну вроде как у Лермонтова…
Я к о в. Мне не до Лермонтова… Может быть, у меня своя психология начинается. (Порывается уйти.)
К о с т я (кричит). Хоть раз в жизни дослушай до конца! Яков, дорогой, поздравь: я больше не Лермонтов.
Я к о в. Верю.
К о с т я. Слушай! Еще двадцать минут назад я до того опустился, что вместе с Прибылевым и Сенькой отгадывал, искал того… бывшего Маниного… знакомого. Теперь это давно прошло, я окончательно изжил в себе и феодала, и мелкого рыцаря, и Отелло…