Р а я. Нет-нет! Вы замечательно говорили. Я решила.
З и н а. А твои родители? Как же так?
Р а я (Мане). Можно с вами подружиться?
М а н я. Я очень рада. Приезжайте ко мне непременно.
Рукопожатие. Р а я уходит. Зина идет за ней.
З и н а. Ничего не понимаю! (Уходит.)
С е н е ч к а (за углом). Моя биография началась кляксой! (Шатаясь, уходит.)
Входит К о с т я с чертежом. Кладет его на стол. Маня и Костя рассматривают план. Их руки и головы постепенно сближаются.
К о с т я. Маня, видишь, отсюда и поведем дорогу… От станции, так, мимо вашей дачи, вот так, лесом… Здесь будет мост, потом так, сюда, через деревню, и прямо в совхоз.
М а н я. Мне это Федор Федорович рассказывал.
К о с т я. Опять?
М а н я. Что — опять?
К о с т я. Нет-нет, пожалуйста. Абсолютная свобода, полное доверие, никакого мещанства. Мы должны изживать предрассудки. Но как ты ему позволяешь руку целовать? Ведь это…
М а н я. Что — это?
К о с т я. Это негигиенично! Пошло и феодально. Маня, я не знаю, чего мы ждем. (Садится рядом и обнимает ее.)
Входит Я к о в.
Я к о в. Позвольте пройти.
М а н я. Юсуф, Яша, идите сюда.
Я к о в. Не пойду. Вы обнимаетесь, а мне что? Я с вами стесняюсь: все равно, как трезвый в компании.
М а н я. Яша, советуйте: выходить мне за него?
Я к о в. Пожалуйста, выходите. От своего имени прошу. Он мне прямо надоел. Выходите за него — сделайте мое счастье.
К о с т я. Я предлагаю сегодня же информировать твоих родителей и завтра расписаться.
Я к о в. Не так. Лучше сегодня расписаться, а завтра информировать. Намного вернее. А свадьбу делать — к нам, на Кавказ. Всего три тысячи километров. Там фаэтон возьмем. У лошадей в гривах гортензии. На хомутах — гортензии… Жениху волосы завьем. Баран будешь, совсем баран. Тебе можно и не завивать. Кефалику поджарим. Кефалику кушали? Нет? Значит, вы всю жизнь ничего не кушали. Вина возьмем немного — ведро красного, немного — ведро белого. А потом молодых провожать. Ночью. С факелами пойдем. С музыкой. Большой оркестр сделаем. Зурна, барабан, флейта… Оглянешься кругом: море синее, горы зеленые, природы много!.. Только ее не видно, потому что ночь. Ничего не видно. Одни собаки лают, и на душе хорошо. Поехали на Кавказ. Иди бери билеты.
М а н я. Яков, вы хороший человек.
Я к о в. А то нет? Очень хороший.
М а н я. Костя, зови отца. Будет ругаться — не обращай внимания.
К о с т я (подходит к окну). Сергей Петрович… Понимаешь, волнуюсь.
Я к о в. Ты волнуешься — понимаю, но чего я волнуюсь — не понимаю.
Из дачи выходит С е р г е й П е т р о в и ч. С другой стороны появляется С е н е ч к а. Он крайне возбужден и, может быть, не совсем трезв. В руке бутылка вина.
К а р а у л о в. Кто меня звал?
С е н е ч к а. Я звал! (Смаху ставит бутылку на стол.) Всех зову! Веселитесь на гражданской панихиде по Семене Перчаткине. Он прыгнул с аэроплана… Прыгнул на свою голову, но парашют (указывает на Маню) красивый, но лживый, парашют оказался гнилой!.. Гнилой!.. И разбился Сенечка в мелкую крошку. Перед вами, стоит доблестный покойник.
Я к о в. Это от жары. Прикройте голову, товарищ.
С е н е ч к а. Молчи, кавказский пленник.
К а р а у л о в. Собственно, вы зачем опять здесь?
С е н е ч к а. Не того го́ните. Поздно го́ните. Не укараулили, гражданин Караулов.
М а н я. Сенечка, что с вами? Где вы были?
С е н е ч к а. Я за углом был. Мария Сергеевна, я вас любил без нахальства, вежливо, как Данте свою Петрарку. И слышал этими ушами: «Сенечка, вы мне нравитесь»… Зачем? Прощайте… И если у вас родится девочка, не учите ее лгать!
Общее смятение. Яков и Костя хватают Сенечку за плечи.
К а р а у л о в. Какая девочка?
М а н я. Глупости. И вы поверили!
Входит З и н а.
С е н е ч к а (Зине). Гражданка, приблизьтесь. Отвечайте, как на бывшем страшном суде. Будет маленький или нет? Я все знаю. Каждое слово могу повторить.
З и н а. Маня, милая, что же это? Честное слово, я никому не рассказывала!
Костя и Яков отходят от Сенечки.
С е н е ч к а. Будет маленький или нет?
Зина плачет.
Что? Соврал? Папаша, вы меня оскорбляли, а выходит, не я Карузо, другой оказался Карузой. (Уходит.)