Зазвучала музыка, голос певицы.
Д а м а. Да!.. Теперь я готова на все… Вы не представляете, Дубровский, как я счастлива, что его поймали… Я готова танцевать от радости… (Сбрасывает куртку и лихо подтанцовывает ритму джазовой песенки.)
Входят Ж е л в а к о в и К р и г.
Д у б р о в с к и й. Можете гордиться, хозяин. У вас поет и танцует Барбара Кжишевска…
К р и г (восторженно). С ума сойти!.. Андрей Гаврилович, это то, что нам нужно… Вот это… наше лицо!..
Д а м а. Это пьесенка называется «Ключи от моего сердца»… Перевод — «Я тебья не могу лубить, потому что ключи от сердца забрал один человек».
В кабинет стремительно вбегает грузная женщина, лет сорока пяти. Это А н т о н и н а Н и к и т и ч н а — жена Желвакова.
А н т о н и н а Н и к и т и ч н а (взволнованно). Андрей!.. Неприятность. Ключи от квартиры…
Ж е л в а к о в. В чем дело?.. Какие ключи?..
А н т о н и н а Н и к и т и ч н а (тяжело дыша). …на ленте, от соседской квартиры, что ты передал молодым… пропали! Как в воду!..
З а н а в е с.
Действие третье
Квартира Успенцевой. Обстановка первой картины. На сцене темно. Слышно, как часы с мелодичным боем бьют десять. По комнате скользит луч карманного фонаря. Потом доносится шорох и голоса: «Постой-постой, где-то тут зажигается свет…» — «Арсюшка, это наша пещера?» — «Она самая, не шуми…» Щелкнул выключатель. Яркий свет залил комнату. На пороге — промокшие от дождя М а й я и А р с е н и й.
М а й я. Ой… Я думала, что здесь пусто, а тут еще живут…
А р с е н и й. Не живут, а доживают… Там, в дальней комнате, больная старуха… Ее, наверно, завтра увезут, а на все это… ты не смотри, это все уберется к бабушке.
М а й я. Арсюшка, я озябла, дай мне твой пиджак.
А р с е н и й. Эх ты, незабудка! (Набрасывает ей на плечи пиджак.) Снимай туфли и залезай на диван… Вот так… Смотри — вон в кресле лежит, кажется, бабушкин плед… Ну да, конечно! Видишь, как здорово! На, укройся… Это не квартира, а… охотничий домик. Все для усталых путников! Надо пошарить, может, здесь где-нибудь оставлена холодная утка с яблоками… (Садится рядом с ней на диван.) Ты бы хотела сейчас жареную утку?
М а й я. Хотела…
А р с е н и й. Возьми у меня в пиджаке… вафли…
М а й я. Дурачишка… У тебя в кармане какая-то бутылка, что ли?
А р с е н и й. Это вино… Оно слабенькое и полезно, как кефир. Поставь на стол. Будем есть вафли и запивать вином… А здорово, Майя, я все это придумал, правда? Ведь глупо же мокнуть под дождем, шлепать по лужам, сидеть в душном кино или в дымной кафушке, когда у тебя в кармане уже давно весело позвякивают ключи от собственной квартиры…
М а й я. Они у тебя не позвякивали, Арсюшка… Ну, сознайся, ты их сегодня стащил?
А р с е н и й. Да, стащил… И за грех не считаю.
М а й я. А зачем это? Ведь твой отец сказал: только после свадьбы…
А р с е н и й. Я против ограничений и запретов. Педагоги говорят, что это возбуждает у детей нездоровый интерес. А я ребенок нормальный… Когда мне было двенадцать, я смотрел только те фильмы, которые после шестнадцати… И как видишь, не стал развратником, не убил отца и не ограбил сберегательную кассу… Наоборот — воспитал в себе благородство духа и мысли.
М а й я. Слушай, мыслитель, а мы не разбудим хозяйку?
А р с е н и й. Какую хозяйку? Хозяйка здесь ты да я…
М а й я. Нет… Эту больную женщину.
А р с е н и й. А мы сейчас погасим свет, зажжем светильничек и будем шептать в полумраке… После шестнадцати это разрешается.
М а й я. Сколько здесь комнат, Арсюшка?
А р с е н и й. Четыре.
М а й я. Ой-ой-ой, зачем нам столько?
А р с е н и й. Вообще-то, конечно… многовато… Но родители хотят, пока я не закончу институт, чтоб нам по хозяйству помогала тетя Паша. В общем, ты не беспокойся… Ну?.. Чего ты вдруг загрустила?