В дверях показалась А н т о н и н а Н и к и т и ч н а.
А н т о н и н а Н и к и т и ч н а. К тебе из филармонии, Андрей, можно? Входите, пожалуйста. (Впускает в комнату Даму под вуалью.)
Д а м а. Простите, что врываюсь к вам без звонка, я очень спешу, здрасте, Богдан, привет, Серафима Кузьминична. (Желвакову.) Я принесла вам вашу анкету… Она не заполнена, вот возьмите, я, к сожалению, не смогу у вас петь, я вообще никогда не пела, то есть пела, только так… дома. Дело в том, что я… буду пробоваться на телевидении как дикторша… Мне назначили в час дня…
Д у б р о в с к и й (тихо). Устроила Ксана?
Д а м а. Она… Говорят, у меня подходящая внешность и чистая речь.
Ж е л в а к о в. Что за оказия, ей-богу… Тут и впрямь с ума сойти можно!
Внезапно из левой стены комнаты, как из двери, с шумом прорвав обои, выходят У с п е н ц е в а с К с а н о й, Д е в у ш к а, Ю н о ш а, А р с е н и й и М а й я.
У с п е н ц е в а. Вот и я!.. Не ждали, не правда ли? Здравствуйте.
Д у б р о в с к и й (изумленно). Что я вижу?.. Боже мой, в этом доме раздвигаются стены!.. Это же чудеса!.. Кто вы такой, Желваков-чудотворец, йог, джинн, выпущенный из бутылки?.. О вас надо петь песни, слагать легенды и саги и писать, писать, писать…
Г р е н к и н а. Вот досада… Я пятнадцать лет писала, и все за зря, все мимо… Вот про кого надо было писать, да на весь Советский Союз, вот честное пенсионерское…
Д у б р о в с к и й. Спокойно, мамаша… Екатерина Капитоновна хочет что-то сказать…
У с п е н ц е в а. Милейший Андрей Гаврилович, простите меня, глупую старуху, я была порой несправедлива к вам, я… я не почувствовала раньше щедрость вашего сердца… Но теперь спасибо, спасибо вам, дорогой, за все хлопоты, за этот роскошный ремонт… Подумать только, сколько трудов вам стоило привести в порядок мой дом… И когда люди, склонные заблуждаться, говорили мне: «Андрей Гаврилович хочет забрать вашу квартиру», я… я возмущалась, я всегда говорила: «Не может быть! Вы не знаете Андрея Гавриловича, это человек великодушия, доброты, да разве он способен…»
Д у б р о в с к и й. На подлость?.. Ни-ког-да!.. Скажу больше — у меня сейчас такое чувство, как будто все мы присутствуем при открытии монумента…
Д а м а. Что вы, Дубровский… Разве монумент бывает в квартире?..
Д у б р о в с к и й. Да-да, мадам… Немножко воображения… Представьте себе, что кто-то разрезал ленточку, упало покрывало и мы увидели дорогие, всем нам знакомые черты выдающейся личности, гуманиста и просветителя, общественника и семьянина Андрея Гавриловича Желвакова не в граните иль бронзе, не в мраморной крошке, а живого… Вот он стоит как будто на постаменте, смотрит на нас и говорит: «Люди! Я живу рядом с вами — будьте осторожны!..»
Желваков застывает в тупом изумлении; в дверях Антонина Никитична с ужасом смотрит на собравшихся.
К с а н а. Здравствуйте, Желваков. Как вы просили, вот я и пришла узнать, как вы добились таких результатов… Что касается вашего опыта, то, я думаю, мы не будем спешить распространять его, не правда ли?
Ж е л в а к о в (рассеянно). Да-да, конечно. (Арсению и Майе.) А как же с вами, ребята, будет? С квартирой-то как, со свадьбой? Что же Маврикий Семеныч скажет, — надул Желваков, похвастался… А молодым-то жить негде…
А р с е н и й. Успокойтесь, папаша, мы и без ваших забот обойдемся и квартиру тоже сами найдем. Мы с Майкой в Дагестан едем…
А н т о н и н а Н и к и т и ч н а. А кто вас пустит? Маврикий Семеныч прикажет — вам здесь квартиру дадут.
М а й я. Папа согласен… Он и раньше был против вашей квартиры, а в Дагестане у него брат, мы у него пока жить будем.
У с п е н ц е в а. А вот эти молодые супруги будут жить у меня… Приходите, друзья, все приходите к нам…
Ж е л в а к о в. Ну, раз все так обернулось, уважаемые, позвольте всех вас пригласить сегодня в «Эльбрус» …чтоб отметить, как в песне поется, «молодым везде у нас дорога, старикам квартира И почет»…
Д у б р о в с к и й. Браво!.. Вот это жест, достойный Желвакова… (Даме.) Сегодня вечером, взбираясь на «Эльбрус», я бы хотел, Вероника, чтоб вы были рядом со мной…
Д а м а. Только сегодня вечером?.. Опять… эпизод?
Д у б р о в с к и й. Мадам, я охотно посвятил бы вам тот отрезок времени, который называется «вся жизнь»… Но… увы, я не смогу украсить ее не только шубкой и холодильником, но даже, извиняюсь, электрическим утюгом… Я беден, мадам…