Мы устраиваемся на ночлег. Мышка ворчит, но в конце концов укладывается на раскладушку. Она вздыхает, ворочается и постанывает. Мурка засыпает тут же, как будто ее отключили. Я лежу с открытыми глазами и смотрю в темноту. За окном — чудная итальянская ночь, но дурные предчувствия томят меня. Как-то не так начинается наш отдых. Как-то неправильно. Я тихонько встаю, одеваюсь и спускаюсь вниз. За стойкой в свете настольной лампы, похожем на круг голландского сыра, сидит Чиполлино. Услышав мои шаги, он поднимает голову, открывает рот и тут же начинает говорить. Я подсаживаюсь рядом, подпираю щеку рукой и с любовью гляжу на него. Чиполлино молотит языком, а я киваю. О женщины! О мужчины! Так я узнала историю жизни Чиполлино. Передаю ее в вольном переводе, так как не все поняла. А то, что поняла, плохо запомнила.
Чиполлино родился и вырос в типичной итальянской семье, где и без него детей хватало. Там много чего другого не хватало. Квадратных метров жилой площади, например, был большой недостаток. Наличных купюр порой недосчитывались. Продукты питания быстро заканчивались. А детей — хватало. Даже лишние были. Если считать с начала, то Чиполлино был двенадцатым ребенком. А если с конца — тридцать вторым. Пока он ходил в малолетках, его братья и сестры быстренько подтянулись, подросли и сами обзавелись подрастающим поколением. Так в семье опять образовалась чертова прорва лишних детей, с которыми никто не знал, что делать. Чиполлино в этом ряду считался самым лишним, так как был решительно не пригоден ни к какому полезному труду. Он вообще ни к какому труду был не пригоден, даже к бесполезному, потому что труд упорный ему был тошен. Он был по части покрутиться перед зеркалом. Не в смысле голубизны намерений, а в смысле покрасоваться перед соседними девчонками.
И был в этой семье один дедушка. Тоже довольно лишний, потому что требовал постоянного ухода, уносящего из дома в неизвестном направлении последние лиры. Эти лиры, выброшенные на дедушкин уход, в семье так и называли — унесенные ветром. В том смысле, что дедушке требовалась постоянная сиделка, которая водила его в том числе и до ветру. Сам дедушка совершенно ничего не зарабатывал. Только сидел в инвалидном кресле и пускал слюни.
Но однажды в голову папе пришла гениальная идея. Он придумал, как использовать дедушку на благо семьи. Как-то ранним воскресным утром он выкатил кресло с дедушкой на улицу и покатил к церкви, где уже собирался народ. Там он установил дедушку на самое видное место и положил ему на колени шляпу. Дедушка склонил голову на одно плечо и захрапел — предварительно папа засунул ему в глотку изрядную дозу снотворного, а то, не дай бог, начнет выступать и испортит все дело. Подразумевалось, что прихожане, увидев эту душераздирающую картину, расчувствуются и начнут подавать дедушке милостыню.
Так и случилось. Дедушка провел на площади целый день, а вечером, подсчитав доход, папа выяснил, что дедушкиных денег хватит не только на сиделку, но и на бутылочку кьянти к ужину, да и на сам ужин тоже. В тот вечер вся семья собралась за столом отпраздновать это радостное событие. Подавали скалопини с меланзано, тальятелли и джелатто. Так дедушка вышел на работу. Каждое воскресенье он занимал свое место на площади перед церковью и каждый раз прихожане, умиляясь, кидали в его шляпу монетки.
С годами дедушка несколько усох, и его стало все труднее найти в кресле. А потом случилось страшное. В одно совсем не прекрасное утро папа не нашел дедушку на его обычном месте в кресле. Дедушка сох, сох и усох безвозвратно. Тут встал вопрос: как же быть с налаженным семейным бизнесом? Дело в том, что семья уже привыкла к этим воскресным вливаниям и следующим за ними скалопини, меланзано, тальятелли, джелатто и другим деликатесам. К хорошему ведь быстро привыкаешь, а они на дедушкиных деньгах вообще разбаловались. Машину купили стиральную, миксер с электрическим приводом и собрание сочинений Тото Кутуньо, выпущенное на виниле в 1979 году.
В ближайшее воскресенье папа собрал всю семью и сказал, что надо что-то делать. И семья закивала, как один человек. Тогда папа обвел всех глазами, и взгляд его задержался на нашем Чиполлино. Чиполлино в ту пору был худеньким подростком довольно жалкого вида и по размерам как раз напоминал покойного дедушку. Папа даже прослезился, глядя на него, хотя дедушка был ему не родной, а приемный. Он ему был отец жены, и папа никогда не питал к нему теплых чувств. Разве что в последнее время, когда дедушка так хорошо выступил на ниве обеспечения семьи. Так вот, папа посмотрел на Чиполлино и громко сказал: