— Аппарат, — поправила я, но Мурка не обратила на мое замечание никакого внимания. Она вообще не обращает внимания ни на какие замечания, а так как жизни не знает совершенно и отличить препарат от аппарата не в состоянии, то с великолепным апломбом несет чудовищную околесицу.
— Мы ведь в Италию едем, — продолжала она, — а там Альпы, если кто не в курсе. Альпеншток нам очень пригодится.
— А мы что, в горы полезем? — Судя по ее дрожащему голоску, Мышка уже готова была хлопнуться в обморок.
— В горы мы по своей воле не полезем. Но мало ли, вдруг судьба забросит нас в труднопроходимые места.
— Так мы в экспедицию собираемся, — уточнила я.
Мурка помотала головой.
— Значит, в поход. Знаешь, Мур, если ты хочешь в поход, поехали в воскресенье в Малаховку, костерок разложим, шашлычки пожарим. Интеллектуала возьмем и… — тут я запнулась, но, чтобы не обижать Мышку, мужественно продолжила: — И Джигита тоже. А то можно в Сокольники съездить, погулять после обеда. На «чертовом колесе» покатаемся, мороженое купим. А?
— Мороженое мы не купим, я на диете. И вообще попрошу прекратить упаднические разговоры! Вот тут, — Мурка похлопала по упитанному боку рюкзака, — тут все, что может нам понадобиться в момент наибольшей опасности. — Мурка выставила вперед толстенькую лапочку и стала загибать пальцы: — Термос, спички, соль, спиртовка, шерстяные носки, компас, веревка, диктофон.
Мышка слабо хрюкнула и стала заваливаться мне на руки. Я поддержала ее увядающее тельце и решила немножко укрепить дух дальнейшими расспросами. Я свято верю в то, что ясность может все расставить по местам.
— Диктофон… — задумчиво повторила я. — Это еще зачем?
— Потом узнаете, — грубо ответила Мурка и больше в дебаты не вступала. — Так вы идете?
И мы двинулись к стоянке такси. Мурка принципиально не ездит на метро. Говорит, что там можно подцепить какую-нибудь гадость вроде младшего научного сотрудника, 732 рэ в месяц, не считая подоходного налога, 26 (15+11, кухня 4,5), 5-й этаж 5-этажного без лифта, с/у совм. плюс старушка-мама на персональной пенсии библиотекаря районного значения в нагрузку.
— Что с турбюро? — спросила Мурка, когда мы уселись в такси. — Надежное?
Я доступно ей объяснила, что бюро надежное, потому что не наше, а итальянское, головной офис в Милане, если что не так, тут же звоним в Милан, и нам присылают неотложную «Скорую помощь».
При упоминании о «Скорой помощи» Мышка оживляется и впервые проявляет признаки заинтересованности в нашем путешествии.
— В Италии есть «Скорая помощь»? — интересуется она.
— «Скорая помощь» есть везде, — отвечаю я. — Сериал смотрела?
— А реанимация? — продолжает интересоваться Мышка, но ее перебивает Мурка:
— Где сидят? — Это она опять имеет в виду турбюро.
Для Мурки огромное значение имеет, где кто сидит. Это бушует ее буржуазный менталитет. Ей кажется, что если люди сидят на Красной площади, желательно в Мавзолее, а не, предположим, в Северном Гальюново, то людям можно доверять. Вот такая у нас Мурка — пухленький, очаровательный сноб. Поэтому я еще раз доступно ей объясняю, что сидят в Хаммеровском центре, то бишь круче не бывает.
— И охрана есть? — спрашивает Мурка.
— И охрана, — вздыхаю я.
— Ну, хорошо. Уговорила. Почем берут?
Я доступно объясняю, почем берут. Мурка важно кивает. Мышка пищит что-то невразумительное и забивается в угол. У Мышки нет ни копейки денег. Я вообще не очень представляю, на что рассчитывала Мурка, затевая эту поездку. Я вообще не очень представляю, что она думает о людях, глядя на них из окна своего джипа. Мне кажется, она думает, как бы заставить их крутиться вокруг своей драгоценной персоны. У меня вообще нет никаких идей по поводу того, где мы достанем Мышке деньги. Я выполнила Муркино поручение исключительно из чувства долга, крепко сдобренного чувством страха.
Признаюсь: я боюсь Мурку. Я боюсь Мурку в гневе. Однажды я была свидетелем того, как Мурка побила ногами Лесного Брата за какую-то мелкую провинность. Ну, там молоко разлил или свет в туалете не погасил, уже не помню. Мурка пинала Лесного Брата ногами, а Лесной Брат, между прочим, два метра ноль два сантиметра сверху вниз. Мурка безобразно визжала, что выгонит его спать на лестничную клетку, а у Лесного Брата, между прочим, семьсот двадцать два рабочих, двадцать прорабов, пять водителей, не считая мелкого менеджмента на посылках, и каждому он находит что сказать на великом и могучем русском языке. И Лесной Брат стоял, пинаемый ногами, и закрывал лицо руками, и в конце концов случайно этими самыми руками заехал Мурке в глаз. Мурка остановилась и прислушалась к организму. Организм молчал. Глаз не болел. Мурка потерла глаз, но глаз не отвечал на ее призывы. Мурка помчалась в ванную и бросилась к зеркалу. Глаз имел нормальные очертания и приемлемый цвет. Мурка на секунду оцепенела. Она готова была самой себе дать в глаз, лишь бы Лесной Брат всю оставшуюся жизнь чувствовал себя виноватым. Но тут ее взгляд упал на флакон с жидким мылом. Мурка выдавила мыло, разболтала на ладони и засунула в глаз. Глаз немножко поморгал и отдал мыло обратно. Мурка зарыдала и выбежала из ванной. По дороге она наткнулась на Лесного Брата, который ждал ее в коридоре с прожектором на голове. С этим прожектором он долгими зимними ночами бродит по лесу.