Оригинал протокола нотариус передал в архив маннгеймского окружного суда.
Из-за недостатка места мне пришлось опустить множество интересных данных о литературной деятельности Рольфа, но и то, что я рассказал, дает достаточно ясное представление о чудовищной глупости, принятой за чистую монету многими серьезными учеными.
Сам я нисколько не сомневаюсь, что фрау Мекель руководила прекрасно выдрессированной собакой с помощью потайных команд, ключ к которым оставила она в наследство мужу и дочери. Руководящими командами могли быть незаметные глазу встряхивания доски или какие-нибудь звуки, едва слышимые для человека, но хорошо воспринимаемые собакой, органы чувств которой развиты, как известно, лучше, чем у людей. Знание такого ключа сняло бы флер чуда, оставив место разве что для признания ума и терпеливости хозяев и восприимчивости собаки.
Да, но что же побудило супругу маннгеймского адвоката, дочь майора, больную, умирающую женщину, выдумать этот блеф и разыгрывать его даже на смертном одре? Что побудило семью покойной продолжать комедию? Материальные интересы замешаны здесь быть не могут, ведь когда Рольф выступил перед общественностью, о мемуарах речи не было. Кроме того, книга вышла несколько лет спустя после кончины фрау Мекель, когда гонорар по закону об авторском праве был уже небольшим, тем более, что объем книги не превышал десяти авторских листов.
Причиной послужила, вероятно, необыкновенная любовь к животным, вылившаяся в неуправляемую страсть. Другого объяснения придумать не могу. Ученый мир в те времена снедаем был проблемой: инстинкт ли руководит животными или у них есть и душа? Любители животных ввязались в дискуссию о душе с пылкостью, граничащей с истерией, и, профанируя науку, наперегонки ставили домашние эксперименты, одержимые желанием стать первыми в открытии истины. Так, вероятно, попала на путь pia fraus[223] и фрау Мекель. Она хорошо понимала, что творимое ею — обман. Но при этом была убеждена, что душа у животных есть, и, претворяя свое убеждение в активное действие, надеялась, что рано или поздно ей, ее потомкам и людям вообще удастся установить духовный контакт и взаимопонимание с животными. И она хотела приблизить то время, дать своего рода стимул к экспериментам, чтобы люди на эту тему меньше говорили, а больше делали.
В пользу моего предположения свидетельствует и настойчивое повторение в письмах Рольфа идеи того, что животные, безусловно, способны мыслить и учиться. Lol nid sein wunder al dim kn Iran,[224] — часто отстукивала чудо-собака. Dim kn dngn,[225] — просвещал Рольф одного из своих поклонников.
Что же касается самого Рольфа, то даже если и исключить его «мемуары» из истории науки, по своему уму и готовности служить людям достоин он самой доброй памяти.
12. СОЛОВЬИНАЯ ФОНЕТИКА, СОБАЧЬЯ ГРАММАТИКА, ОБЕЗЬЯНИЙ СЛОВАРЬ
Мы живем в эпоху изучения иностранных языков. Витрины книжных магазинов заставлены десятками учебников, грамматик, словарей, методических разработок и ученых монографий по иностранным языкам. И я вношу скромную лепту рассказом о попытках выявить звуковой состав соловьиного языка, заложить основы собачьей грамматики и зафиксировать обезьянью лексику. Греческая мифология донесла до нас веру древних в то, что у животных есть свой язык, подобный человеческому, на котором они и общаются между собой, и что есть люди, способные с помощью ворожбы или секретных снадобий этот язык понимать. Тиресий, например, получил этот ценный дар от Афины Паллады как бы в утешение, когда был ослеплен. Спящему Меламподу змеи прочистили уши своими языками, и, проснувшись, он стал понимать щебетание птиц. Философ Демокрит сам нашел чудодейственное средство: есть, оказывается, такие птицы, из крови которых, если ее размешать, рождаются змеи и если этих змей съесть, то будешь понимать птичий язык. Но даже легковерный Плиний, рассказавший эту историю, считает ее глупой выдумкой.
Греческие писатели не были так недоверчивы, как римские. Филострат, биограф Аполлония Тианского, без сомнения рассказывает, что когда Аполлоний прогуливался однажды со своими учениками по крепостной стене, неподалеку как бы второпях приземлился среди своих собратьев воробей, что-то прочирикал, после чего все воробьи тут же снялись и улетели; и мудрец сказал ученикам:
«Этот воробей сообщил своим, что какой-то человек вез на осле просо, осел упал, мешок лопнул, и теперь там вся земля усеяна просом».
Пораженные ученики убедились, что это действительно так. Легенды не пощадили и Пифагора. Гуляя как-то по полю неподалеку от стада коров, он заметил, что пастух уснул, а одна из коров забрела в пшеницу. Философ разбудил пастуха и сказал ему, что надо бы попросить корову из пшеницы. Пастух ответил грубостью: он не знает коровьего языка, и коли советчик так учен, пусть пойдет и скажет корове, чтобы она убиралась из пшеницы. Пифагор не обиделся и в самом деле пошел к корове, шепнул ей что-то на ухо, и она вернулась к стаду. Иоханн Адам Пленер, рассказавший о Пифагоре похожую историю, замечает:
«Понимать язык животных противоестественно. Это от лукавого, сатанинское дело».
Древние считали, что если птица способна говорить человеческим голосом, то и человек способен понимать язык птиц.
В своей «Естественной истории» Плиний рассказывает, что для детей императоров придворные специалисты учили говорить соловьев и скворцов. Птицы произносили греческие и латинские слова, ежедневно выучивали новые и могли щебетать даже целые предложения.
Особую главу Плиний посвящает любимцу Рима — говорящему ворону. Еще птенцом — это было при императоре Тиберии — ворон выпал из гнезда и приземлился у лавки сапожника. Сапожник взял вороненка к себе, ухаживал за ним, обучал. Ворон научился говорить на языке людей. Каждое утро он прилетал на ораторскую трибуну Форума и громко приветствовал Тиберия и двух его сыновей — Германика и Друса, потом вежливо здоровался с прохожими.
Так шло много лет, пока сосед-сапожник из зависти не убил его. Возмущенный народ чуть не разорвал убийцу на куски. Устроили пышные похороны. Два раба-эфиопа несли гроб с телом ворона, впереди плыли венки, процессию возглавлял флейтист. Огромная толпа народа сопровождала безвременно погибшего ворона до костра, сложенного по правую сторону от Виа Аппиа в двух милях от Рима.
Древние не знали попугаев. Самые ранние рассказы о попугаях в Европе, какие я нашел, датируются XVII веком. Вот, к примеру, один из случаев, происшедший со знаменитым попугаем Генриха VIII. Птица сидела на подоконнике королевского дворца и, уж неизвестно как, свалилась в Темзу. A boat! a boat! twenty pounds for a boat![226] — в ужасе завопил тонущий попугай. На крик подоспел лодочник, спас попугая и лично отнес его королю. И когда, счастливый, лодочник протянул руку за двадцатью фунтами награды, попугай, отряхнувшись, повернулся к королю и прохрипел: Give him a panny.[227]
На способность птиц подражать языку человека человек ответил попыткой подражать языку животных. Brekekekex, koax, koax — поет хор лягушек у Аристофана. Хор этот — один из прародителей лягушечьего хора Казинци. Ронсар, Дю Барта и Гамон звукописали песню жаворонка: