То, что драгоценные дамы настолько несведущи в географии Неизвестной местности, в которой имеются, возможно, и огнедышащие вулканы, полыхающие пламенем чувственности и изрыгающие лаву сладострастья, похвалы, конечно, заслуживает. Но большинство великосветских дам Парижа оказались на самом деле очень даже сведущими во всех картографических подробностях Неизвестной местности. Откуда это известно?
Примерно в то же самое время, о котором идет речь, с треском провалился Фуке, министр финансов, взяточник, казнокрад и расточитель государственных денег на личные нужды. Когда опечатывали его имущество, обнаружили, что ящики его письменного стола набиты любовными письмами, которые были еще теплы от интимных признаний придворных дам. То было бы еще не беда, но нашлись собственноручные записи Фуке, содержавшие не только имена прекрасных корреспонденток, но и, в духе педантичного финансиста, в список было занесено, какая дама, когда и сколько золотых ливров получила в награду…
Сон на языке драгоценных обозначался как «оракул богов». Тогда еще верили, что посредством сна высшие силы сообщают своим избранникам тайны грядущего. Но ни греческие, ни римские, ни прочих национальностей боги даже во сне не смогли бы нагадать мадемуазель де Скюдери, что через сто с небольшим лет идея Carte du Tendre воспрянет к новой жизни в другой стране.
В 1777 году знаменитый лейпцигский печатник Иоханн Готтлоб Иммануэль Брайткопф издал восьмистраничную брошюрку под курьезным заглавием: «Das Reich der Liebe. Zweiter Landchartensatz-Versuch».[255] Начну с подзаголовка, чтобы потом перейти к заглавию. В те времена по всей Европе пытались применить новый способ печати карт — набор. За решение проблемы, волновавшей воображение печатников, взялся и Брайткопф. Первой его попыткой было издание карты окрестностей Лейпцига: «Gegend urn Leipzig. Landchar-tensatz- Probe»,[256] 1776. «Империя любви» была второй попыткой применить ту же технику.
Напечатали карту по случаю свадьбы и в течение трех дней. Брайткопф поставил перед собой цель произвести фурор среди печатников, показать свою искусность и изобретательность. Свадьба подвернулась кстати. Печаталась ли карта по заказу или Брайткопф сам предложил идею, неизвестно. Юмор немецкого любовного Путеводителя современный читатель, возможно, воспримет так же вяло, как и галантное жеманство Мадлен де Скюдери. Но вкусы вкусами, а документ курьезный.
Путешествующий по Империи любви отправляется из Страны Юности,[257] в которой блещет пышностью город Радостей, неприступным бастионом стоит на границе крепость Беззаботности, широким и стремительным потоком льется река Ненасытных Желаний и очерчивает горизонт горная гряда Предупреждений. Отсюда мы прибываем к ночи в край Идефикс;[258] его достопримечательности — город Грез, лесопарк Желаний и крепость Беспокойства. Повернув на запад, мы прибываем в страну Несчастной Любви.[259] Неуютные места. Мрачно громоздятся скалы Беспокойства, зияют пещеры Вздохов; здесь берет начало река Слез, впадающая в море Отчаяния. Опасности подстерегают путешественника и в стране Страстей.[260] Паломника любви ожидают здесь болезни и смерть. Так что будет правильным вовремя взяться за ум и по мосту Надежды уйти в страну Счастливой Любви.[261] Глаза, уста и прочее радует там все. Главные города этой страны: Перспективы, Послушание, Истинная Любовь, Нежность и другие. Есть и Гора Согласия. К юго-западу от нее цветут Сады Наслаждений. Вся страна делится на две части рекою Восторгов Чувств; к северу от реки с распростертыми объятиями встретит паломника город Благословенного Родительства.
Остается еще Страна Холостяцкой Жизни,[262] географические названия которой говорят о неприятностях и неудобствах одиночества. Отдохнуть путешественник сможет в Стране Покоя.[263] Столица этой страны — Дедушкин Стул — очень спокойный город; но есть, однако, и более спокойный город — Спальный Колпак. Да простит меня читатель за юмористические аллегории, в которых на самом деле и нет никакого юмора. Совершенно серьезно стоит этой странной карте поклониться: она ознаменовала собой начало новой эпохи в картотипографировании.
15. ГРУБИЯНСКАЯ ЛИТЕРАТУРА
Один из наиболее популярных поэтов конца немецкого средневековья Себастьян Брант, высмеивая не в меру расплодившихся грубиянов, выдумал для них скоморошного святого — Святого Гробиана.
Другой немецкий поэт, Дедекинд, окрестил этим именем одно из своих желчных сатирических произведений в стихах, в котором учит читателей правилам нормального поведения. Едкие стихи дедекиндовского «Гробиануса» переложил на венгерский Матэ Чакторняи. Размер перевода, правда, немного хромает, но работа, безусловно, заслуживает уважения. Тем более, что в Венгрии сохранился один-единственный экземпляр этой книги, отпечатанной в Коложваре в конце XVI столетия. Стихи более чем четырехсотлетней давности советуют читателям, склонным к грубости, так вести себя в гостях за столом:
Последний стих говорит о крайнем проявлении грубости — оскорблении действием или, попросту говоря, рукоприкладстве. И последнее, оказывается, встречается не только среди малокультурного простонародья, но как к аргументу, зачастую далеко не последнему, к нему прибегают и господа. Ах, если бы они били только друг друга! Но от их кулаков страдают и им подчиненные — слуги, крестьяне и даже женщины! И автор «Гробиануса» рассказывает нам, как следует вести себя хозяину дома, который пьяным возвращается домой после ночной гулянки:
Замечу, что благодушный автор посвятил эту книгу школярам и студентам XVI века, но «рецепты поведения», предложенные Дедекиндом, думаю, актуальны и для молодежи века XX.
В историю «грубиянской литературы» вносит свой вклад и летопись вооруженных потасовок и настоящих баталий. В них речь идет о сознательном, так сказать — хладнокровном грубиянстве: одна из враждующих сторон прибегает к нему, чтобы вывести противника из себя, заставить его обнажить оружие. Когда Венгрия была под турецким игом и лишь Трансильванское княжество сохраняло права самоуправляющегося протектората, между турками и венграми не раз происходили вооруженные стычки, которым зачастую предшествовал вызов одной из сторон, случалось порою, что вызов по какой-то причине оставался без ответа; задирающаяся сторона посылала тогда молчащему противнику письмо, которое в те времена называли «поносным письмом».
264
Точный перевод забытой латинской пословицы: «