Выбрать главу

В Венгрии плясовая эпидемия широко не распространилась. Нам известна лишь одна плохонькая брошюрка, которая воздает должное эпидемии. Лайош Катона обнаружил ее в Национальном музее, я напал на более раннее издание в Столичной библиотеке — судя по всему, сей продукт печати пользовался в свое время успехом. Катона пишет,[361] что в основу событий, изложенных в брошюре в стихотворной форме, скорее всего, легло предание одной из провинций Северной Венгрии, которое проникло в Чехию, — если верить брошюре, события произошли в чешской общине Вирим, тогда как на самом деле общины с таким названием в Чехии не существует. Заглавие брошюры: «О неимоверно страшной и неслыханной истории неких неистовых плясунов».[362] Год издания 1753. Вот из нее отрывок:

«О НЕИМОВЕРНО СТРАШНОЙ И НЕСЛЫХАННОЙ ИСТОРИИ НЕКИХ НЕИСТОВЫХ ПЛЯСУНОВ»
Дело в Вириме случилось, да поныне не забылось,кстати было б вам послушать, одарить примером уши.Шесть парней, девчонок десять, рассудили те повесы:пока к мессе не звонили, веселиться нам не грех.Разом все бегут в корчму, за столом расположились,пили палинку, плясали, да всю мессу прогуляли.Музыкантов кликать стали, вдруг каких-то повстречали на дороге.Кто такие — знать не знает ни один. Их спросили: что возьмете?Да безделку, отвечают: пока будем мы играть, вам пристало танцевать.Рассмеялись тут безумцы: что ж, наяривайте смело,с девочками потанцуем и поскачем от души.Вот пришел священник с паствой, слово божье на устах,все упали на колени — те же пляшут и смеются.Вот родители с рыданьем гнев свой высказать спешат:«Чтоб вам вечно так крутиться, семя, проклятое богом!»Четверо девиц послушных, кары божьей убоявшись, поспешили тут домой;остальные стыд забыли, увлекли себя в беду.Музыканты треплют струны, те ж поныне все танцуют,горе мыкают свое, не едят, не пьют, не спят, вот господне наказанье.Вся в прорехах их одежда, с ног, с ладоней кожа слезла, кости светятся оттуда,все злосчастное веселье. Толпами народ стремится, чтоб на чудо подивиться,кто увидит — ужаснется, вся душа перевернется.То за срам им наказанье, добрым людям в назиданье,родителей не слушали — и кара по заслугам им.

Предание ли северных провинций или какой другой области положено бульварным поэтом в основу рассказа, ответ на этот вопрос теряется в глубинах истории. Легенда об осквернителях праздника впервые появляется в хронике Уильяма Малмсбери «О деяниях англичан».[363] Согласно ей дело было в рождественскую ночь 1021 года. Малмсбери отводит событиям всего несколько строк, Тритемий, теософ-мистик из Шпонхейма, в своей Хирзаусской хронике останавливается на них уже подробнее, а венгр Янош Таксони делает из них красочную историю, давая поучительный пример того, как худосочные сведения средневековых хронистов обрастали на протяжении веков жирком. Вот отрывок из рассказа Таксони,[364] важный для понимания легенды:

«В ночь на Рождество 1021 года некий аббат по имени Руперт служил первую мессу. Какие-то нечестивцы тем временем затеяли на церковном дворе шутки и игры, вздумали хохотать, горланить срамные песни. Под конец, нашед трех худых жен, с оными, на возмущение прочего благочестивого люда и на великую помеху священнику, мессу отправляющему, безбожники, потерявши всякий стыд, пустились в пляс. Священник послал к ним церковного сторожа, каковой воззвал к их совести и просил именем Божьим, дабы они приняли во внимание святость ночи, а равно и местонахождения, и оставили бы свое кощунственное непотребство. Однако те, не вняв спасительному усовещенью, еще боле повесничали, скакали и вопили. По каковой причине духовный их отец, дабы покарать их за поругание славы Божьей, устремивши на них свой взгляд от алтаря, проклял их такими словами: „Повели, Господь всемогущий, дабы во весь год не могли они отделаться от оной пляски“.

Услыхал Господь Бог мольбу праведно опечаленного священника. И сделал так, что оные восемнадцать нечестивцев танцевали целый год, и никто им не подыгрывал, и никакой иной работы не отправлял. С сотворения мира не бывало пляски диковиннее. Ибо не ели, и не пили, и не спали они, и даже ни на мгновение не присели, а все двенадцать месяцев плясали днем и ночью безо всякого отдохновения. И что всего удивительнее, никогда не уставали; одежда их не изорвалась, каблуки не стерлись; и ни дождь, ни снег не падал на них, ни зной летом, ни мороз зимой не наделал им вреда. Но поелику были они грешны и языком своим, нечестивые срамные песни распеваючи, за то в наказание во весь год ни словечка не могли вымолвить.

Один человек, пожелав вызволить сестру свою, бывшую середь танцующих, с такой небывалой силой потянул ее к себе, что оторвал ей от тулова руку; и, увидев ее в руках своих, воистину ужаснулся; сестра же его ни знаком не обнаружила своей боли, а плясала еще ретивее, нежели прежде. Из отторгнутой руки не текло вовсе никакой крови, будто бы и не плоть то была, а лишь деревяшка. На месте пляски до того истолкли землю, что поначалу образовалась яма по колена глубиной, потом по бедра, а под конец и вовсе по грудь».

Они плясали до тех пор, пока на исходе года туда не приехал кельнский архиепископ Святой Гериберт и не освободил их от проклятья. Эта легенда, появляющаяся также во многих других древних хрониках.[365]

Я хотел бы отметить разницу между одержимостью пляской и увлечением танцами. Первое давно уже кануло в прошлое, современные врачи знают лишь его блеклое подобие — пляску святого Витта. Ну а увлечение танцами неискоренимо. Его не смогли сокрушить ни бичующие речи отцов церкви, ни яростные нападки протестантских проповедников. Уже упоминавшийся в связи с легендой об осквернителях праздника Янош Таксони собрал небольшой букет из мнений служителей церкви по этому поводу. Передадим слово благонамеренному отцу иезуиту:

«Иоанн Златоуст называет танец отравой для благочестия, дьявольской игрой. Святой Салезий — грозой юношества. Землепашец не так радуется в предвкушении обильного урожая, как дьявол, наблюдая молодежь, собирающуюся на пляски. Здесь пожинает она блудливые разговоры, непристойные любовные песни, порочные объятья, бесстыдные ласки. Посему воскликнул Святой Василий: „Ах, кого же мне оплакивать скорее — незамужних девиц или мужниных жен? Ибо зачастую девицы возвращаются с плясок, потерявши невинность, а женщины — преступивши обет верности мужьям“.

Гибельное время — время плясок, ибо на многие прегрешения склоняет. В сие злосчастное время людей цепляет на крючок и улавливает в сети адский рыболов и птицелов. Его наживка и тенета, по слову Святого Василия, плотское наслаждение, которое пронизывает и насыщает дурманом все члены человека. Сказывают, саламандра столь ядовитая змея, что, чуть коснется плодоносящего древа, тотчас же целиком его, вместе со всеми плодами, напоит ядом, — подобно оному, прикосновение Женщины-Зверя отравой плотского наслаждения в сей же миг лишает крепости и самого мужчину, и его плоды, сиречь его добрые намерения. Как от тряпья заводится моль, подобно же от Женщины-Зверя происходит двоедушие мужчины».

После этих строк не решаюсь цитировать протестантские обвинительные документы. Приведу лишь названия трех книг, которых вполне достаточно, чтобы продемонстрировать, какого мнения придерживались непреклонные проповедники относительно упоительных радостей танца.

вернуться

361

Ethnographia (1900). 197. old

вернуться

362

«Egy rettenetes iszonyu es hallatlan lett dolog valamelly zabolatlan tantzolokrol»

вернуться

363

«De gestis Anglorum»

вернуться

364

Az emberek erkoltseinek es az Isten igazsaganak tiikorej stb. Kassa, 1759.— Зерцало человеческой нравственности и божественной справедливости.

вернуться

365

Crantzius. Saxonia, sive de Saxonicae gentis vetusta origine etc. Koln, 1520. Lib. 4, cap. 3. (Кранций. Саксония, или же о народе саксонском, его образе жизни и происхождении); Lycosthenes. Prodigiorum et ostentorum Chronica. Basel, 1557. 372 old. (Ликосфен. Хроника чудесных и знаменательных событий)), вызывает наш особый интерес потому, что легла в основу баллады Араня «Осквернители праздника» («Az Unneprontok»)