Дом Антифола Эфесского.
Входят Адриана и Люциана.
И мужа нет, и не вернулся раб,
Которого за ним я посылала;
А два часа теперь ведь, Люциана.
Какой-нибудь купец его позвал,
И с рынка он пошел к нему обедать.
Не жди, сестра, сядь без него за стол.
Мужчина сам себе хозяин: время
Одно ему укажет час, когда
Прийти, уйти. Так будь же терпеливой.
Но почему свободней нас им быть?
Ведь по делам им надо выходить.
Ушла бы я — что б он сказал тогда?
О, для твоих желаний муж — узда.
Одни ослы своей уздой довольны.
Нехорошо, когда мы слишком вольны, —
Опасно то; взгляни на целый свет:
В земле, в воде и в небе воли нет,
Ведь самки рыб, крылатых птиц, зверей —
Все в подчиненье у самцов-мужей.
Мужчины же над миром господа:
Покорны им и суша и вода.
Они наделены умом, душой,
Каких ведь нет у твари ни одной.
Их право — всем в семье распоряжаться,
А долг жены — всегда повиноваться.
Но ты не хочешь стать рабою тоже!
Страшусь забот супружеского ложа.
А выйдя замуж, подчинишься власти?
Я, полюбив, сочту ее за счастье.
А если муж увлекся бы другой?
Я все б ждала, вернется ль он домой.
Легко терпеть, коль горя нет, сестрица,
И кроткой быть, где нет причин сердиться!
Когда судьбой помятые кричать
Начнут при нас, мы им велим молчать;
А если б горе приключилось с нами,
Мы б, верно, больше жаловались сами.
Пока злой муж не оскорбит тебя,
Внушаешь ты другим терпеть, любя;
А если б ты обиду испытала,
Дурацкого терпенья бы не стало.
Ну, ладно: выйду замуж — поглядим.
Вон твой слуга, и муж твой, верно, с ним.
Входит Дромио Эфесский.
Ну что ж? Пожаловал твой господин?
Пожаловал — обеими руками: оба мои уха свидетели.
Ты звал его? Так что же он сказал?
Да речь его заехала мне в ухо;
Едва-едва слова его я понял.
Он говорил так странно? Был неясен смысл?
Гм… он объяснялся так звонко, что я ясно помню все, и в то же время так странно, что не могу опомниться.
Скажи скорей: идет ли он домой?
Как видно, угодить жене он хочет!
Взбесился господин мой, как рогатый…
Рогатый!
Бык, не муж! Поверьте мне,
Совсем взбесился он.
Зову его идти домой обедать
Про тысячу он марок говорит.
«Готов обед». — «Где деньги?» — он твердит.
«Жаркое сохнет». — «Деньги где?» — твердит.
«Идете вы?» — "Где деньги? — он твердит. —
Дурак, где тысяча мной данных марок?"
«Свинья сгорит!» — «Где деньги?» — он твердит.
«Хозяйка ждет». — "Повесься ты с хозяйкой!
Пошел! Хозяйки знать не знаю я!"
Он так сказал?
Да, так сказал он:
«Знать не хочу ни дома, ни жены».
И тот ответ не языку доверил,
А на плечи навьючил, чтоб я снес;
Ну, словом, он поколотил меня.
Ступай опять, зови его домой.
Идти опять, чтоб кулаком прогнал он?
Нет, ради бога, шлите уж других!
Ступай, иль по башке хвачу сейчас.
Он поперек другой мне шрам положит
И так крестом мой череп освятит.
Пошел, дурак! Зови его домой!
Да будто я такой дурак уж круглый,
Чтобы меня, как мяч, пинать ногой?
Оттуда гонит он, а вы — туда;
По крайней мере хоть обшейте кожей!
(Уходит.)
Стыдись, сестра. Как гнев тебе нейдет!
Он в обществе любовниц проведет
Веселый день, жене не кинув ласки!
Иль я стара? Иль уж поблекли краски
Печальных щек? Так он же их согнал!
Иль я скучна? Мой ум живой пропал?
Так невниманье шутку убивает
И остроту, как мрамор, притупляет.
Иль он пленен нарядом дорогим?
Пусть купит мне, владея всем моим!
Все, что могла утратить я в красе,
Разрушил он; и недостатки все —
Его вина. Как солнцем, озарить
Он мог бы взглядом, все мне возвратить;
Но, как олень, ломая все ограды,
Бежит он в лес, я ж — вяну без отрады.
Пустая ревность может так смутить!
Нет, лишь глупец бесчувственный простить
Обиду может явную. Другой
Он занят весь, иначе б был со мной!
Сестра, цепочку мне он обещал:
О, пусть бы обещаний не сдержал,
Но не грязнил супружеского ложа!
Ах, на него кольцо теперь похоже,
Что потеряло блеск; хоть злато тленья
Не ведает, а все ж прикосновенья
Грязнят его; и разве средь мужчин
Развратом не запятнан хоть один?
Моя краса — ничто в его глазах;
Ее оплачу я, умру в слезах!
О, как наш ум темнит ревнивый страх!
Уходят.
СЦЕНА 2
Площадь.
Входит Антифол Сиракузский.
Те деньги, что взял Дромио, лежат,