– Привет! Чё делаешь? – поинтересовалась подруга, извлекая наушники из ушных раковин.
– Так, отдыхаю, – неопределённо ответила Нория.
– И я типа отдыхаю, – обрадовалась совпадению Альбина. – Глюкозу слушаешь?
– Ну, – Нория отвечала коротко. Губы у неё слегка подрагивали, а в горле всё ещё мешался невыплаканный комок.
– А я Земфиру больше люблю. Не, Глюкоза тоже прикольная, но Зёма всё же лучше. Наша, уфимская, – с гордостью заявила Альбина. – Фамилия у неё Рамазанова. Знаешь?
– Ну и?…
– Прикинь, у нас тут Рамазановых полно. А в Москве, наверно, мало, – предположила Альбина.
– Да, наверно. Откуда там Рамазановы…
– Выходи, – предложила Альбина.
– Нет, не могу, – отказалась Нория.
– А чё так? Чё смурная такая?
– Отвали. Нормальная я, – отрубила Нория.
– Твои предки, что ли ругаются? – догадалась Альбина.
– Ну.
– Нориюха, ты не кисни! – искренне посоветовала подруга. – Их не поймёшь, чего им надо. Только знают – бла-бла-бла. Твои разведутся, наверно.
– С чего ты взяла?
– Сильно выступают. Мои также проорали всё друг другу и развелись. А я не кисну. Отец стал мне чаще деньги подкидывать. Типа загладить свою вину. Смотри, смотри!
– Куда?
– Вон, по дороге от остановки парень идёт в красной футболке. С теннисными ракетками. Видишь? – показала Альбинка.
– Вижу. А кто это?
– Классный, да? – Альбинка открыто любовалась теннисистом.
– Нормальный. Да кто он?
– Вовка. Из Москвы приехал на теннисный турнир, – потеплевшим голосом сообщила Альбина. – У него в четырнадцатом доме, в серой панельной девятиэтажке, живут дед и бабка. Он в большой теннис играет. Типа, профессионал. У нас в Уфе каждый год какой-то крутой турнир бывает. Памяти там кого-то. Тренерша была тут знаменитая. Рогова, что ли….
– Фамилия у него не Смирнов? – уточнила Нория.
– Да, точно!
– Так он же учился в нашей школе, а после восьмого класса переехал в Москву с родителями, – вспомнила Нория. – Вот изменился! Такой высокий!
– Ну, классный кадр вообще! – восхитилась Альбина. – Ладно, я пошла. Вечером встретимся. Не грусти.
Но она ушла не сразу. Альбинка водрузила наушники на место и фальшиво, но с душой пропела, подражая Земфире:
– А я девочка с плеером, с веером, а-а-а!
При этом она слегка повиляла узкими бёдрами и притоптала траву ногами. Ей хотелось зажечь подругу, всколыхнуть в ней хорошее настроение, да и просто наружу рвался молодой задор, и распирали эмоции. Хотелось быть заводной и сногсшибательной.
Бабуси снова недовольно заёрзали. И песня не та, и девка шальная. Такие вечно сорят, шумят и газоны вытаптывают.
На балкон выглянула раскрасневшаяся мать.
– Зайди, кызым, – позвала она дочь.
«Кызым» – по-татарски девочка. Так с детства ласково называли Норию в семье. От этого слова веяло былым покоем и теплом.
Отец курил на кухне, прикрыв за собой дверь. Нория присела с матерью на диван.
– Ты уже большая, кызым, – ласково сказала мать. – Просто даже кыз бола уже. Тебе ведь восемнадцать лет. Совершеннолетняя. Ты всё должна понять.
«Кыз бола» в переводе означает «красивая девушка». Мать медлила и волновалась. Нория напряжённо ждала.
– Мы с папой разведёмся, – наконец, приглушенно выговорила мать. Видно, ей самой нелегко было это осмыслить и принять.
– Неужели нельзя помириться? – спросила дочь.
– Видно, нельзя, – выдохнула мать. – Не получается. Да и у него другая уже есть. Он у нас жениться собирается. Честный парень. Погулял, так сразу женится!
Последние слова она произнесла громко, адресуя их мужу, а не дочери.
– Он уйдёт? – спросила Нория.
– Видимо.
– А мы останемся вдвоём?
– Вот что я ещё хотела сказать…
– Что, что ещё?! – у Нории опять потекли слёзы.
– Ты останешься с бабушкой.
– Как, почему?!
– Я уеду скоро.
– Куда?! Мама!
– В Израиль.
– Зачем?!
– Работать. Меня тётя Роза зовёт с собой. У меня здесь неудача за неудачей. Дочь, я же и для тебя стараюсь. Там мне удастся подзаработать. Одену тебя, как куколку. Ведь ты невеста почти. Жениха надо присматривать, – мать пыталась улыбнуться, но добрая улыбка никак не выстраивалась на покрытом красными пятнами, потном, мятом её лице. Она была такая некрасивая в тот момент, но всё же родная.
– Мама… – у Нории не хватало слов и опыта выразить всё, что она испытывала. «Предатели, они оба – предатели!» – горячечно думала она о родителях и заплакала громче, спрятав лицо в ладони.
С кухни вышел отец. Пахнуло табачным дымом. Он погладил Норию по голове, что-то положил ей на колени и поспешно ушёл, хлопнув входной дверью. Он не выносил женских слёз, и объясняться с дочерью малодушно предоставил жене.