Пока мы рассуждали, очередь удлинилась. За нами образовался живой хвост из продвинутых ценителей прекрасного. Чтоб не так мёрзнуть, я притопывала ногами и поводила плечами. При повороте направо открывался вид на новое здание галереи Ильи Глазунова. Опрятный бело-голубой особнячок выглядел просто сказочно. Чуть поодаль отливали золотом купола храма. Я видела всю эту красоту сквозь колышущееся кружево снега и ощущала что-то похожее на счастье. И это тоже согревало меня.
На пути к моей мечте случился этот странный воскресный день, мартовская Волхонка, этот узорчатый снег. Когда моя мечта овеществится, воплотится в первую книжицу, я непременно с благодарностью вспомню холодную торжественность этих минут.Всё началось ещё в первом классе средней школы. Я безотчётно сочиняла короткие наивные рассказы и записывала их, едва научившись коряво выводить слова. Я разрезала обычную школьную тетрадку поперёк на два тонких блокнота. Так мне больше нравилось. Крупные, неловкие буквы выстраивались вдоль бледных линеечек. Мысли фиксировались, оформлялись в незатейливые предложения.
Взрослые не придали значения этому увлечению, не возвели детское писательство в ранг серьёзного задатка будущих способностей, и моя затея постепенно угасла. Позже, уже в старших классах, я ловила себя на устном сочинительстве разных занимательных историй. Усмехнувшись над собой, себя же и одёргивала. Мол, ни к чёму.
Зачем-то поступила в технический ВУЗ. Зачем-то прилежно училась и закончила его с отличием. Потом не менее усердно работала, но временами туманно мечтала о другой жизни. Не решалась сознаться даже себе, что же меня неотступно влечёт. Всё казалось призрачным, несерьёзным, далёким, несбыточным.
Однажды по телевизору услышала откровения бывшей танцовщицы, начавшей писать романы от отчаяния. Танцовщицы могут, а инженеру слабо?
С того дня я дала полную свободу своей фантазии. Фантазия вольно вздыбилась, взметнулась, властно потянула за собой житейский опыт и накопленные наблюдения. Всё вместе выплеснулось на белые листы бумаги. Мозг вибрировал, душа трепетала и тоненько пела.
Первую повесть в тридцать пять страниц я писала полгода. Следующую, страниц на сто пятьдесят, уже гораздо быстрее, но всё сомневалась в серьёзности происходящего. Первый полновесный роман наваяла вообще за полтора месяца на одном дыхании. По мере появления его новых страниц я внутренне преображалась и духовно росла вместе со своим детищем. Попутно мне пришлось переработать значительное количество справочной и публицистической литературы. Эти свежеприобретённые познания толкали меня вперед ещё сильней. Мои пальцы бегали по клавиатуре компьютера порой до онемения.
Своё первое большое произведение я любовно перечитала несколько раз. Оно мне нравилось.
Я решила сразу – никаких электронных посланий редакторам. Только на бумаге, в простой картонной папочке, и только лично в руки. Пять московских издательств объехала за один день. Каждое осчастливила своей рукописью. В первом у меня мелко тряслись коленки, и глупо заплетался язык. В пятом я уже смело вела себя, словно маститый автор.
Через неделю получила два скороспелых ответа. Они свалились в мой электронный ящик чёрными метками. Один редактор прислал чинный и вежливый отказ. Другой, вернее другая, не пожалела рабочего времени на краткую и язвительно-противную рецензию. «Вы грешите излишней описательностью. За героями следить неинтересно. Ваш язык не свеж», – злобно утверждала редакторша.
Я пригорюнилась не на шутку. Даже смахнула слезу. Жить не хотелось. Целых минут двадцать.
Через полчаса я уже была в книжном магазине. Я нервно ходила вдоль полок, высматривая книги разных авторов, изданных в этих двух злополучных издательствах. Набралась увесистая кипа томов. Домой принесла два тяжёлых пакета.
Я начала возрождаться с того, что отправила язвительной литературной даме учтивый ответ: «Ваше мнение очень важно для меня. Спасибо за внимание ко мне. Я учту Ваши замечания».
Я действительно собиралась внять ей должным образом. Говорят, можно развить у себя даже певческий голос, если сильно возжелать и много работать над собой. А мне очень захотелось стать автором настоящих бестселлеров. Ну, хотя бы занимательных романчиков в мягкой обложке. И работы я не боялась. Я жаждала её.
На окно в своей квартире, выходящее на солнечную сторону, я приклеила скотчем листочек с «космической почтой». В моём письме всего одна фраза: «Я очень хочу быть писателем и получать за это деньги». Ангелы, пролетая мимо моего окна, прочтут моё послание и донесут его суть до высшего Вселенского Разума. Он, всесильный и великий, сжалится надо мной и посодействует. Что ему стоит?