Annotation
Продолжение "Все еще молодость"
Криминская Зоя
Криминская Зоя
Комедия положений
Комедия положений
Я добралась до четвертой части рассказа о своей жизни. Боюсь, что читатель, продравшись сквозь многочисленные строчки до этого места, переведет дух и отложит книгу до лучших времен, до более подходящего настроения, которое появится неизвестно когда.
Предвидя это, можно было бы поставить точку, и не писать, но последующие годы просят, чтобы и их не забыли, и жизнь в развитии, и изменения характеров действующих лиц видны лишь при просмотре длительного отрезка времени. До того, как я стану бабушкой, осталось всего одиннадцать лет, вот их я и попытаюсь охватить, замкнуть круг от своего детства с бабушкой Людмилой Виссарионовной Устьянцевой до себя, бабушки Криминской Зои Карловны.
Зрение у меня постепенно ухудшается, без очков я мелкое не вижу совсем, и теперь свои воспоминания я представляю так: огромная карта далеко на стене, вся покрытая неразборчивыми надписями, событиями давно забытых и канувших в лету дней, недель, месяцев и десятилетий. Я беру в руки большую тяжелую лупу, подношу к карте и в круглом прозрачном окне вижу все детали в подробностях. Видение не только отчетливое, но и живое, копошащееся, остается только его описать, и перевести лупу в другое место карты, но это другое место находится вовсе не рядом с предыдущим, а где-то в стороне, и между ними остается нерассмотренное пространство серых затёртостей, которые не удается рассмотреть даже с помощью мощной лупы. Я снова и снова силюсь разглядеть эти смазанные места, - но тщетно, - и приходится оставлять их как есть, неживыми, нерезкими, смириться с тем, что они выцвели навсегда, и что там происходило, неизвестно.
Мое повествование заключает в себе перечисление фактов и событий нашей тогдашней жизни и частично мои чувства и переживания по тому или иному поводу. Это скелет, на который каждый читающий в меру своей фантазии, жизненного опыта и терпения может наращивать мясо: домысливать чувства общающихся со мной людей, давать оценку тем или иным событиям со своих, более поздних, отстраненных и поэтому более умудренных позиций, в общем, наполнять пустоты моего повествования своим воображением.
Я же стараюсь описать происходившее с наибольшей достоверностью и объективностью, если на это способен человек, пишущий от своего реального, непридуманного я.
1979 год Мытарства при получении квартиры
После долгого и суматошного дня я безуспешно пытаюсь согреться под одеялом и уснуть под храп выпивших мужчин.
Одеяло синее ватное, то самое, которое привезла мне Люся из Кохмы в 1967 году. Практичная Людмила предлагала мне купить сатиновое одеяло, как более ноское, но я не хотела заглядывать далеко, мою южную сорочью душу тянуло на всё блестящее, а атлас блестел и переливался, тогда, двенадцать лет назад переливался, а сейчас выносился, посекся и по поверхности его пошли унылые протертые борозды, а местами и дыры, в которых белела скатавшаяся старая вата.
"Бедность не порок, но большое свинство", вспоминала я переделанную бабушкой пословицу каждый раз, когда выдергивала это безобразие из пододеяльника, чтобы надеть чистый. Мечтала купить ситцу и обшить, но руки не дошли, а сейчас, в новой квартире, дойдут, думала я, но уверенности не было.
Кроме синего ватного, у нас было сшивное полушерстяное одеяло.
Мы купили детское одеяло перед рождением Кати, а Алешке на работе в Подлипках подарили хорошее верблюжье, и купленное нами осталось невостребованным. Я придумала докупить такое же, в клеточку, сшить два вместе, получить большое одеяло и сэкономить пять рублей. Еще одно, легонькое золотистое атласное пуховое одеяло бабушка отдала мне для Кати.
Эта богатая вещь из хорошей семьи осела в нашей случайно: когда жили в Батуми одна бабушкина знакомая, соседка пенсионерка, попросила взаймы сорок рублей на билеты, чтобы уехать к дочери куда-то в Россию. Бабуля упиралась, не будучи уверенной, что ей долг вернут, и просительница в залог принесла ей пуховое небольшое одеяло, получила деньги и не вернула их, просто-напросто продала бабуле насильственным способом одеяло, продала, правда, задешево, за полцены.
- Ну что, Людмила Виссарионовна, надула Вас ваша подруга? - насмешничала мама.
Бабулька обиженно поджимала губы и молчала, а потом спрятала одеяло со словами:
- Зошке на приданое.
Но досталось не мне, а моей дочери, её правнучке.
А еще одно старое зеленое одеяло, под которым сейчас храпел Колгин, имело две аккуратно заштопанные дыры сверху - да, да, оно было сшито из того самого сатина, который я в пятилетнем возрасте резала на бахрому в Колпашево, больше двадцати пяти лет назад. И еще мама дала розовое вылинявшее одеяло, купленное в Карталах и служившее тарой, в которую зашивался багаж при многочисленных маминых переездах (из Карталы в Кобулети, из Кобулети в Батуми, из Батуми в Караганду и из Караганды в Подмосковье). В промежутках между переездами одеяло стирали и использовали по назначению.
Так что, возможно, не надо было ездить на курорты, а накупить одеял, - кто знает, но сейчас-то, я обязательно всё куплю, налажу уютный добротный быт.
После десяти лет скитаний мы заполучили, наконец, трехкомнатную квартиру, 34 квадратных метра, самая большая, проходная комната - четырнадцать метров, на седьмом этаже нового панельного дома. Панели обложены розовой плиткой.
- Голубятня, - обозвала нашу обитель мама.
Мы стали как все, с пропиской по месту жительства, с правом бюллетеня по болезни, с заботами о ремонте, узнали такие слова, как бустилат, раствор, шпаклевка, цинковые белила, эмаль, водоэмульсионка и прочие названия вещей и предметов, которые не интересовали нас в первые десять лет совместной жизни.
Оставалось купить ковры и старательно выбивать из них пыль по выходным дням, забивая легкие себе и подвернувшимся прохожим, и тогда уже мы встроились бы в единую шеренгу скромных и не очень требовательных российских обывателей.
Сейчас самое время вернуться назад, пройтись по годам и вспомнить, как досталась нам эта квартира.
Восемь лет назад, в августе 1971года я перераспределилась в НИОПиК. В направлении, которое я принесла в отдел кадров, было написано "жилплощадь в порядке общей очереди".
Эта чахлая приписка помогла мне встать в общую очередь на квартиру сразу, а не после двух лет отработки.
В НИОПиКе было запланировано строительство четырех девятиэтажных жилых домов. Алешка работал в Подлипках и всё порывался оттуда уйти, хотелось ему найти работу с предоставлением жилья.
Юрка Подгузов, его приятель по ЦНИИМАШ устроился в управление связи, где ему пообещали комнату. Он звал моего мужа туда, но Лешка медлил. Не хватало ему решительности действовать быстро. Он был молодой специалист, и надо было ехать в министерство, перераспределяться заново или просить отпустить. Эти несколько месяцев промедления оказались роковыми.
Тем временем маме, проработавшей в Воскресенске пять лет, предложили в больнице квартиру на всех нас, прописанных, т.е. маму, бабушку, меня и Катю. Квартира находилась в чудесном месте, ближе к Москве, чем Воскресенк, где работала мама, на остановке "Белозерская" среди сосновых лесов с песчаной почвой. Мама до пятидесяти лет моталась по частным квартирам и коммуналкам и рвалась в квартиру, но горсовет выдвинул требование, чтобы и Алешка прописался у мамы, на кусок семьи в виде меня и Кати они давать не захотели. Квартира на Белоозерской, была случайной удачей, в следующий раз могло быть такое противное место, как Москворецкая, рядом с Шиферным заводом и Цемгигантом.
Нам с Лешей не хватало времени фиктивно развестись, не были мы готовы к такому повороту событий, и я уговорила мужа прописаться в маминой квартире. Слезно уговаривала.За годы моих переездов в детстве и сейчас, я устала от цыганской жизни, страдала за мать, у которой всю жизнь ни кола, ни двора не было, и мне казалось, что вот мама устроит свою жизнь, и мы потом тоже не будем как неприкаянные, а то из поколения в поколение нашу семью преследовало какое-то наследственное неумение устроиться в жизни поосновательней.