Это воспоминание лишь на секунду коснулось сознания Эйрика Бесстрашного, прежде чем он, на мгновение повернув голову туда, где стоял старый Торлак Рёгнвальдсон, послал кормщику невидимую (шлем скрывал лицо конунга, оставляя открытыми лишь глаза) улыбку. Затем морской вождь посмотрел в другую сторону, туда, где стоял, оскалив зубы и в нетерпении сжимая рукоять меча Весельчак Харальд, его младший сводный брат.
Глаза их встретились, Эйрик ничего не сказал Харальду, но тот понял: конунг велит присмотреть за сыном, тринадцатилетним Эйнаром Кривым. Мальчишка покалечился в результате глупой шалости, но ни с чем не сравнимое упрямство, безудержная храбрость, недюжинная сила духа, завидная даже и для взрослого воина выносливость обещали превратить его со временем в надежную смену отцу. Парень, конечно же, рвался в битву, как, впрочем, и сам Харальд, которого приказ старшего совсем не порадовал. Но их черед еще не настал.
Между бортом флагманской ладьи и следующей галерой (хищный нос первой нашел-таки добычу, протаранив драккар Эйвинда Пьяницы) лежало не меньше пяти саженей[14] вспенившейся морской воды. Издав боевой клич, Эйрик разбежался и прыгнул прямо на палубу в гущу размахивавших кривыми мечами полуголых белоголовых мавров. Те, открыв рты, следили за полетом страшного демона (расправленные крылья серебряного ястреба на шлеме казались им рогами, а темнота, так внезапно сгустившаяся вокруг, леденила душу).
Весельчак скрипнул зубами и обменялся взглядами с одноглазым племянником: все знают — никто, кроме Эйрика, не способен перепрыгнуть такое расстояние. Однако в следующую секунду, когда оно сократилось едва на треть, самые опытные из воинов последовали за конунгом.
Флагманский корабль мавров и протараненный им, погибающий драккар Эйвинда Пьяницы сцепились в единое целое, и белоголовым пришлось пожалеть, что осмелились они приблизиться к северянам.
Ни град стрел, ни дождь дротиков не могли остановить норманнов, и вот уж грубые подошвы их сапог попирают палубу галеры, скользят на залитых кровью досках, по которым катятся черные головы в белых и серых чалмах. Не беда, что мавров больше едва ли не вдвое, что с того, если они храбры и не страшатся боя? Неостановим натиск викингов, и вот уже белоголовые смыкают кольцо вокруг раненого предводителя, а малодушные и отчаявшиеся, не видя иного спасения, прыгают за борт.
Но… мавров много, на помощь флагману спешат другие галеры, и вновь двое свежих воинов на каждого северянина. Но и это полдела, и скоро их уже трое. Не развернуться на палубе: тот, кто, поскользнувшись в кровавых лужах, неминуемо бы упал, продолжает биться, зажатый между врагами и своими, зачастую трупы стоят рядом с дерущимися.
Там, где сражается Эйрик, вырастают горы трупов, битва кипит столь же жаркая, как и в других местах. За спиной конунга в его ладью острыми крючьями вцепились багры мавров. С малой дружиной, теми, кто не успел прыгнуть вслед за конунгом на вражий корабль, сражаются с белоголовыми Эйнар Кривой и Харальд. И вот уже, пронзенный длинным острием копья, пал, заслонив грудью племянника, Весельчак, честно и до конца выполнив наказ брата. Больше никто не услышит его звонкого голоса, не насладится песней. Следующим стал Эйнар. Но прежде чем отправиться на встречу с Одином, поработали оба мечами на славу.
Бурлящая тьма залила небосвод, вскипели облака, ощетиниваясь ежами молний, раскаты грома не умолкали ни на мгновение. Временами могло показаться, что битва происходит на соленом озере в глубинах подземного царства, в огромной пещере, вырытой под исполинской скалой где-то далеко на севере, а не здесь, в теплых южных землях, где родился, возмужал, а потом состарился, утопая в неге и роскоши, не один народ, уступив в нужный черед место свое молодому.
Сверкает сталь, звенит сталь, встречая, осыпает искрами лишившихся разума бойцов; бурлит кровь, горным ручьем стремясь наружу из перерубленных вен. Белые молнии режут черное небо, белый металл — черную кожу, птицы кружат над волнами, души погибших воспаряют над грудами тел…
Палуба драккара Эйрика опустела, и нет на ней более ни одного из соплеменников. Нет ни Харальда, ни Эйнара, нет даже Торлака Рёгнвальдсона, лучшего из кормщиков и старейшего воина в дружине. Вокруг конунга всюду, куда ни повернись, темнокожие мавры в красных от крови чалмах. Бой еще длится, но с Эйвиндом Пьяницей и товарищами его покончено, предводитель мавров, отправив на дно ладью храброго викинга, спешит к Эйрику, — по шлему и мечу, не знающему промаха, мавры узнают в нем вождя. Кожаная безрукавка с нашитыми кольцами рассечена тут и там, кровью покрыта, более, пожалуй, чужой, нежели своею.