Этот сотрудник не вписался в привычную картину, он повел себя неинтеллигентно: попросил знакомых ребят разобраться, что те и сделали, взыскав с неплательщика и заявленную в «исковом заявлении» сумму, и немалый штраф за беспокойство. Но прежде чем проделать все это, применили тактику устрашения: разбили пару компьютеров, вынесли дверь директорского кабинета — словом, повели себя по нашим временам довольно естественно. Все уладилось, но хозяин арендуемого помещения (уже восемнадцатого… нет, девятнадцатого за четыре года функционирования издательства) потребовал, чтобы подвал охраняли, и никакие (вполне, впрочем, разумные) доводы не могли убедить владельца офиса в том, что толку от этого не будет.
Хозяин есть хозяин, пришлось идти навстречу. Амбросимов задействовал сотрудников, соблазнив их дополнительной оплатой, настоящие ночные стражи обошлись бы ему куда дороже.
Стук повторился.
— Мэ-э-э… — недовольно пробормотал издатель, начиная сердиться. — Да входи же ты, черт тебя возьми!
Дверь скрипнула и приоткрылась. В образовавшуюся щель просунулось остренькое лицо, и в следующую секунду обладатель его вошел в комнату, щурясь от яркого света (в коридоре было темно).
— А, черт! — воскликнул директор не то с облегчением, не то с огорчением. — Чего стучишь-то?
Вопрос имел под собой основания, так как вошедший — Лёня Бакланов был заместителем директора или — так солиднее — коммерческим директором «Форы». Он смутился и попытался объяснить свою нерешительность.
— Я, это… думал, никого нет… — пробормотал Лёня с явным смущением. — Смотрю, свет… Ну, я… это…
— С Иркой, что ли, поругался? — спросил Кирилл.
Зам скривил рот и молча покачал головой:
— Она уехала. На гастроли.
— В артистки подалась? — поинтересовался Амбросимов и с усмешкой добавил, почесав бороду: — Нельзя не удивляться широте и разнообразию палитры ее талантов. Сне у нас что делают, поють?
Стоит прояснить причины подобного, можно сказать, язвительного вопроса. Ирина Калачева, подруга Лёни, умела многое. Перепробовав ряд профессий, она все еще находилась в творческом поиске, что вкупе с временными материальными трудностями (официальная версия Ирины Викторовны) и заставило ее отправиться на поиски удачи в дальние края.
Лёня невесело усмехнулся:
— Да нет, она костюмершей поехала.
— A-а… — только и ответил Амбросимов.
Странноватый, конечно, сюжетный поворотец, но и тут, если разобраться, удивляться особенно не приходилось. Ирина неплохо шила, а заказов уже давно не стало.
— Много платят? — спросил директор просто так, не то из вежливости, не то из любопытства.
«Да уж побольше, чем ты мне», — с полным правом мог бы ответить заместитель, но в тот момент он думал о другом. Откровенно говоря, Лёня не очень хорошо представлял себе, сколько будет получать «жена», более того, деньги сейчас волновали его меньше всего.
Бакланов вообще, в определенном смысле, мог бы считаться счастливым человеком: ему, в противоположность подавляющему большинству населения России, денег хватало, оттого особенно несвоевременным казалось желание Ирины немного подзаработать. На душе у него было муторно, он никак не хотел мириться с мыслью о том, что она уехала в поездку «свободной женщиной». Ирина не впервые предлагала Лёне расстаться, но всякий раз меняла гнев на милость. Теперь, вопреки обыкновению, он чувствовал — может и не обойтись. Слишком долгим будет расставание.
Однако вопрос прозвучал, следовало как-то ответить.
— Не знаю, — честно сознался Бакланов.
— Ну-ну, — неопределенно промычал Амбросимов, покачав головой. — Ну-ну.
Точки зрения Кирилла Андроновича и его заместителя в вопросе взаимоотношения полов не находили соприкосновения. Директор «Форы» решительно не понимал, почему Лёня прилип к старой бабе (Ирина была на целых восемь лет старше «мужа», которому исполнилось только двадцать шесть).
Амбросимов привык использоваты окружающих, искренне полагая, что все остальные люди родились на белый свет единственно для того, чтобы удовлетворять те или иные его потребности. Женщины, разумеется, исключением из правила не являлись. Умотала баба, и пес с ней, самое время расслабиться! Впрочем, говорить этого заму Кирилл Андронович не стал, зная наперед, что физиономия у того от подобных слов вытянется еще больше. Страдалец! Скучища, да и только. Сидит как сыч. Бакланов и правда сидел сгорбившись и опустив голову, отчего стал напоминать этакую загрустившую пичугу.