Раздались аплодисменты — зал был полон ожидавшими начала спектакля зрителями.
Внезапно, словно бы из ниоткуда, в освещенном пятачке появилась высокая фигура в темном плаще. Человек поднял руку, и зрители, унимая биение сердец, послушно, как дети, сложили на коленях не успевшие еще потрудиться ладони.
— Все ли собрались? — очень низким баритоном спросил чародей (последнее не оставляло сомнений, — уже само то, как неизвестный появился на сцене, и его костюм — все выдавало в обладателе приятного голоса фокусника). — Ну что ж, — продолжил он, не дожидаясь ответа, — тогда… представление начинается!
Последнее слово артист произнес с особенным подъемом, наполнившим радостью сердца людей в зале. Всё они были в сером, кроме двоих — мужчины и женщины, облаченных в свободные простые белые рубахи.
Кем были эти двое? Врачующимися язычниками или жертвами, приготовленными для заклания? И что за представление обещал зрителям фокусник?
Свет на авансцене сделался ярче, и вот сначала только те, кто занял места в первых рядах партера и в ложах, в три яруса нависавших слева и справа перед оркестровой ямой, а потом и все прочие смогли лучше рассмотреть как черты лица, так и детали одежды мага. Сделались видными орлиный нос, тонкогубый рот, черные волосы, бледная, под влиянием освещения постоянно менявшая оттенки кожа.
Последнее добавляло артисту загадочности, придавало его лицу особое благородство. И уже приходило на ум, просилось на язык слово «магистр». Хотя ничего экстраординарного, ничего значительного и не произошло с момента появления на сцене человека, одетого в расшитый замысловатыми узорами камзол, короткие, заканчивавшиеся сразу под коленями штаны, светлые чулки и огромные тупоносые, так же как и весь прочий костюм, стилизованные под старину башмаки с огромными золотыми пряжками, усыпанными драгоценными камнями. Нет нужды говорить, что на голове у фокусника находился лихо заломленный набок бархатный берет с пером, свисала с плеч до самых скрипучих досок сцены тяжелая, расшитая загадочными символами мантия, полы которой чуть-чуть, едва заметно, подрагивали от сквознячка, неизменного обитателя любой сцены. На поясе у магистра висел короткий меч.
Молодая женщина — маленькая, изящная, светловолосая — прижалась к высокому, широкоплечему, очень мускулистому мужчине, обросшему длинной, жесткой рыжеватой бородой и длинными, спутанными, давно не чесанными темными волосами. Оба они чувствовали себя неуютно в зале, полном серых, безликих теней.
В глазах мужчины горел тревожный огонек. Человек повел носом, подобно зверю, обнюхивающему воздух, чтобы угадать, как можно скорее почуять в нем первые предвестники беды, и лицо его помрачнело. Эти двое чужаков в белом стояли вблизи скрывавшейся за бархатными шторками двустворчатой дубовой двери. Они, казалось, сомневались, не по ошибке ли попали сюда.
— Останемся, Cаша? — спросила женщина.
Мужчина взялся за бронзовую, замысловатого литья ручку и, повернув ее, толкнул дверь. Она оказалась запертой. Ни контролеров, ни билетеров (привычных с детства старушек с вкрадчивыми голосами) нигде видно не было. Между тем магистр сдержал слово, представление начиналось. Свет вновь начал гаснуть, оркестровая яма ожила, из нее холодным горным ручейком заструилась вкрадчивая мелодия.
— Хорошо бы убраться отсюда, Инга, — проговорил мужчина, чувствуя, как неудержимо манит подругу торжественная тишина зала и волшебная музыка, рождавшаяся в черной бездне. — Я никак не могу отделаться от чувства, что с нами случится нечто очень плохое.
Женщина встрепенулась, так как ощущала то же самое, однако она устала и ей не хотелось никуда уходить.
— Давай посидим чуть-чуть? — спросила Инга с надеждой. — Я вижу два свободных места… Мы все время бежим куда-то… Зачем?
Саша повернул голову туда, где виднелись две обитые темно-кирпичным бархатом спинки кресел, суливших столь необходимое и столь вожделенное отдохновение. Он заметил их раньше подруги и старался не смотреть туда, потому что тоже очень устал и тоже мечтал об отдыхе, зная, что останавливаться нельзя, ибо цель близка, а время на исходе. Но как же хотелось ему присесть, вытянуть ноги и хоть ненадолго заснуть.
«Не поддавайся, Климов! — отчаянно крикнул кто-то в Сашином мозгу. Это ловушка!»
— Давай отдохнем немного, — взмолилась Инга. — Я очень устала, и потом музыка… Это же Григ, Пер Гюнт, мне так хочется послушать.