Импровизированное копье барона сломалось о шлем первой жертвы. Удар оказался столь силен, что шейные позвонки ломбардца не выдержали, воин замертво рухнул с коня. Но едва тело его успело коснуться каменистой почвы, как могучая грудь Грекобойцы опрокинула на землю мерина второго всадника; конь придавил стражника, несчастный упал неудачно — видимо, сломал ногу. Человек издал истошный вопль, который тут же оборвался, когда конское копыто размозжило ему голову.
Рикхард взмахнул мечом, обрушивая его на следующего врага, который успел защититься лишь только мольбой о пощаде, блеснувшей в черных глазах. Напрасно — хозяин башни в Белом Утесе не знал такого слова.
Как и предполагал барон, застигнутая врасплох стража обратилась в бегство, сминая и губя пеших. Те из конников, кому не пришлось выдерживать натиска отряда барона, испугались, но панике пока не поддались: одни из них попытались прийти на выручку товарищам в авангарде, трое или четверо решили искать спасения в бегстве, однако усиливаемые горным эхом звуки труб норманнов и дружное «An avant! Monteville! Blanxfalaese!», доносившееся с северной стороны, убеждало в том, что шансы у них невелики.
Смерть гуляла повсюду; те из еретиков, кто имел годное для схватки оружие, не могли применить его, стиснутые со всех сторон рыдающими женщинами, коленопреклоненными в молитвах стариками да детьми. Дружинники Рикхарда, забросив за спину щиты, орудовали мечами и секирами, рубя и кроша всех подряд.
Скаля розовые от крови зубы, тараща безумные глаза, проламывая передними копытами грудные клетки и черепа, давя жалких человечков, дестриер барона, казалось, не чуял ран в груди, оставленных посохом седобородого старика, который, заслоняя собой двух детей лет семи-восьми, никак не желал сдаваться.
Трупы мешали Грекобойце добраться до старца, имевшего, видно, за плечами немалый опыт сражений. Вовремя сообразив, что происходит, он привязал к посоху острый длинный нож, превратив палку в подобие копья, которым очень успешно сдерживал озверевшего дестриера. Будь старик помоложе, а внуки (или, может быть, правнуки) постарше, он, возможно, попытался бы по примеру иных товарищей по несчастью подняться на крутую гору, хватаясь за хилые стволики растений, вгрызавшихся в ее склон длинными цепкими корнями.
Но он был стар и знал, что жить ему оставалось недолго, однако, вопреки здравому смыслу, надеялся на чудо. Рядом с ним оказался подросток с небольшим луком, годным для охоты на мелких зверей. Он осыпал барона градом стрел, не причинившим защищенному кольчугой всаднику (не зря потратил приданое занудливой жены) никакого вреда. Одна из стрел застряла в груди Грекобойцы, но тот этого не почувствовал, увлеченный лишь одной мыслью: достать старика копытами.
Поняв, что стрелы не смогут ни убить, ни даже ранить рыцаря, парень решил попытаться уязвить коня, целясь тому в пах. Если бы это удалось, у несчастных появилась бы хотя бы маленькая надежда на спасение…
Однако норманны вовремя заметили затруднение, в котором пребывал господин, и ближние из них поспешили на помощь. У всадников не было ни луков, ни самострелов, однако они, как их предки, потомственные морские разбойники, не разучились бросать любимое оружие викингов — секиру. Забывший g6 угрозе превращения в новую попону для Грекобойцы, Иоанн Подпруга (старый воин, в мирное время выполнявший обязанности главного баронского грума), не примериваясь, метнул тяжелый топор на длинной ручке. Лучник схватился за грудь и рухнул замертво.
— Ату! — крикнул пятый участник рейда де ла Тура, которому господин велел строго-настрого не соваться в гущу сечи, а следить за тылом, снял колпачок с головы проштрафившегося сокола и пустил его на старика. Пернатый хищник нашел другую жертву, вцепляясь в лицо обнаженного по пояс юноши, пришедшего на помощь старику.
Парень выронил меч, извиваясь всем телом в тщетных попытках оторвать от себя страшную птицу. Не в силах выносить ужасную боль, приносимую когтями и клювом хищника, несчастный заметался и, сильно толкнув, заставил старца потерять равновесие. Тот сделал лишний шажок вперед и рухнул, сраженный угодившим ему в лоб копытом Грекобойцы. Последний, не видя впереди препятствия, отпихнул грудью метавшегося человека с хлопавшим крыльями соколом вместо головы и поспешил дальше, стремясь урвать очередной кусок от пирога славной кровавой потехи.
Все-таки чертов старик здорово задержал барона, который, растоптав конем внучат сумасброда храбреца, достиг заветной повозки с мнившимися ему сказочными сокровищами (он уже и сам верил, что еретики украли их у папы Николая) почти одновременно с Гвибертом, забрызганным кровью вероотступников.