— Господь отнял у тебя глаза, но дал мудрость. Как тебя зовут?
— Прудентиус.
Адельгайда повторила имя и спросила:
— Как случилось, что ты потерял глаза, Прудентиус?
Монах ответил не сразу.
— Это невеселая история, добрая госпожа, — произнес он, когда Адельгайда уже подумала, что странного человека, пришедшего в ее дом, Господь Бог прямо сейчас покарал за какие-то страшные грехи еще и глухотой. — Злобные русы-ватранги, слуги императора ромеев, напали на нашу обитель. Не знаю, отчего они поступили так, наверно, их господин не дал им положенной платы и они решили взять свое, разбойничая в его владениях, где был наш монастырь. Они разграбили его и многих убили, зарезав, как свиней, без разбору, остальные же погибли в огне. Господь был милостив ко мне, я единственной, кому посчастливилось уцелеть.
— Страшную историю рассказал ты мне, Прудентиус, — проговорила Дцельгайда и, желая скорее прояснить ситуацию, спросила: — Ты говоришь, ваш монастырь был на греческих землях?.. Так, а скажи мне тогда, причащались ли вы опресноками, признавали ли filique и соблюдали ли субботний пост?
Едва прозвучал вопрос, как монах с готовностью отвечал:
— Не сомневайся, госпожа, каш настоятель и все мы с возмущением отвергли ересь Керулариеву[28] и лишь истовее стали молиться Господу и ревностнее блюсти нерушимые каноны священной римской церкви.
У Адельгайды отлегло от сердца. Однако оставался еще один неясный вопрос.
— А этот ребенок, как он попал к тебе? — проговорила она, и ей показалось, что слова эти встревожили собеседника, который вместе с тем отвечал не мешкая.
— Ребенок, добрая госпожа, — начал он, — сын одной бедной женщины, мужа которой убили разбойники. Саму же ее, поруганную и лишившуюся чувств, нашли крестьяне. Они выходили ее. Когда родился мальчик, они хотели окрестить его, но не имели возможности, так как у них не было священника.
Баронесса прервала речь монаха, спросив:
— На чьей земле родился ребенок?
— Во владениях императора ромеев, госпожа, крестьяне, приютившие несчастную, — греки, но женщина эта принадлежала к Вселенской церкви и желала, чтобы ребенка окрестил римский священник, а единственным таким оказался я…
— Ты говоришь, принадлежала. Почему?
— Она умерла, госпожа, — проговорил Прудентиус с болью в голосе. — Так и не оправилась от перенесенных страданий, но мальчик родился вполне здоровым.
Я окрестил его и нарек Гутбертом, так как та женщина сказала мне, что он родился в день памяти мученика Гутберта.
— Она зачала в грехе? — строго спросила Адельгайда.
— Нет, — твердо ответил монах. — Это была очень добропорядочная женщина, к тому же не простолюдинка. Муж ее, как открыла она мне, был богатым горожанином, и они давно хотели иметь сына. Это его ребенок. Оттого-то я и взял мальчика с собою, надеясь найти приют для него и, быть может, если повезет, для себя. Я чувствую ответственность за его судьбу, мне кажется, что за страдания, выпавшие на долю его матери, он заслуживает лучшей доли, чем удел греческого хлебопашца.
Баронесса кивнула.
— Ты правильно поступил, что пришел сюда и принес с собой сироту, — сказала она. — Моя прачка, Юдит, на днях родила девочку, которую назвала Гарлетвой, пусть Гутберт станет ей молочным братом. Я жду ребенка, если родится мальчик, то, может статься, и спасенное тобой для Господа дитя сделается ему товарищем детских игр…
Она умолкла, ожидая слов благодарности, но их не последовало.
Баронесса продолжала:
— Ты, я вижу, добрый слуга Господа нашего Иисуса Христа, а посему, верно, хорошо знаешь Писание. — Монах часто-часто закивал. — Тогда, разумею, и тебе найдется место в моем доме.
— Благодарю тебя, хорошая госпожа моя, — проговорил монах, низко кланяясь. — И славлю твое великодушие и доброту сердца, молю Господа даровать тебе и мужу твоему долгих лет здравствия и многочисленного потомства.
Адельгайда перекрестилась.
— Славь Иисуса, — сказала она. — Благодари Господа нашего.
— Славлю Иисуса, — послушно повторил Прудентиус. — Благодарю Господа нашего.
Монах осенил себя крестным знамением. Рукава рясы его были так длинны, что скрывали изувеченные огнем кисти.
Хозяйка башни в Белом Утесе наверняка поразилась бы до глубины души, если бы увидела, что ее собеседник скрещивал обожженные пальцы, когда благодарил ее, желая долголетия и многочисленного потомства мужу, а также, когда произносил священное имя Иисуса.
28
Михаил Керуларий — инициатор церковного раскола 1054 г. между западной и восточной церковью.