Отчего же так осторожен Бьёрн Хеммингсон, Бьёрн Плетенобородый, чью ладью щадят молнии Тора[8]? Зачем причаливает он к берегу? Для чего ему утомлять товарищей долгим ночным переходом? Чего опасается славный ярл — ведь идет он, минуя свой город, в земли соседа и друга? На кого жаждет напасть — ведь корабль его полон добычи?
Дважды укутывала Фрейя[9] белыми шкурами снега пожухшую траву на суровых северных скалах, с тех пор как отплыли викинги к далеким чужим берегам в поисках золота и драгоценностей. Там, под горячим солнцем, они собирали урожай. Точно опавшие листья осенью, сыпались в трюмы драккаров звонкие монеты с ликами чужестранных конунгов, трусливо прятавшихся за высокими каменными стенами. Рушились на землю враги под ударами мечей, которыми разили их, кружась в вихре битвы, викинги.
Давно не бывая дома ярл Бьёрн. Но думал он не о том, как вскрикнет от неожиданности жена, когда звуки рога сигнальщика возвестят о возвращении воинов, как обрадуются, увидев отца, дети, — нет, разум викинга занимали черные мысли о мести, да не чужеплеменнику, а соседу и другу Эйрику.
«Эйрик Бесстрашный, славный Эйрик Эйнарсон[10], -стучало в голове у Бьёрна, било в виски, как волна в борта судна. — Эйрик сын Одина, Эйрик конунг Севера, Эйрик, Эйрик, Эйрик!.. Везде он, всегда он!»
Поначалу это не особенно заботило: и правда, у Бьёрна всегда было примерно в два раза меньше кораблей, чем у Эйрика, к тому же сосед родился тремя годами раньше, ему и верховодить. Постепенно первенство Эйрика во всем стало раздражать ярла Бьёрна.
Конунг Севера?.. Если каждый, у кого есть меч, станет величаться конунгом, тогда простой рыбак с полным правом назовется викингом. Бесстрашный?.. А кто из воинов прячется в бою за спины товарищей? Кто не мечтает, сражаясь с врагами, умереть с мечом в руке? Кто не хочет попасть в Валгаллу? Трусы долго не проживут, товарищи с радостью отправят их беседовать с рыбами. Нечего сказать — прозвище! А уж разговоры о том, что он сын Одина… Нет, подобное выведет из себя кого угодно.
Наконец раздражение, переполнявшее рассудок Плетенобородого, выплеснулось через край. Случилось эго, как почти всегда бывает, в самый неподходящий момент.
В землях франков правил тогда конунг Карл; при нем в государстве этом стало нечего добывать, кроме воинской славы, которой и без того хватало Эйрику и его соратникам. Тогда он, прослышав о богатствах кейсара Миклагора, решил сам убедиться в правдивости будораживших воображение слухов.
Однако случилось так, что флотилия конунга Севера задержалась у берегов, где жили темнокожие мавры. Они не сумели устоять перед натиском свирепых северян, и трюмы драккаров наполнились богатством Испании. Добычи хватало всем, но тут Эйрик заявил, что нет славы для викинга в том, чтобы, не свершив задуманного, возвратиться домой, пусть и с мешками золота. Он сказал, что в трюме его корабля найдется место и для сокровищ греков. Мнения разделились: часть воинов хотела, чтобы Эйрик вел их дальше, в Микла-гор, другие предпочитали повернуть обратно.
Бьёрну тоже было больше по душе повидать далекую столицу царя царей, о которой он слышал так много невероятного: будто стены этого города вышиной в две дюжины мачт, а золото и драгоценные камни валяются едва ли не под ногами. Сосед готов был поддержать Эйрика, но тот в пылу спора, стараясь привлечь на свою сторону как можно больше товарищей, допустил презрительную насмешку в отношении бороды Бьёрна. Последний никак не мог стерпеть оскорбления. Так спор перешел в драку, и викинги обратили мечи друг против друга, убивая сосед соседа, товарищ товарища с той же неистовостью, с которой совсем недавно крушили врагов.
Полилась на чужую щедрую землю кровь северян. Многие получили раны, некоторые погибли. Напрасно вожди и старейшие из воинов пытались разумным словом утишить буйство и остановить сечу: будто долго копившийся в нарыве гной вырвался наружу. Люди, казалось, обезумели, припоминая один другому старые обиды, находя вполне оправданными самые вздорные поводы для сведения счетов.
Неизвестно, как долго продлилось бы умоисступление викингов, только враги, побежденные и забытые, не дремали. Они собрали войско и, не слишком, впрочем, надеясь застать обидчиков на месте, разделили силы, послав флот, чтобы перехватить норманнов, если они снимутся с якоря, а также направив посуху дружину копейщиков и конных лучников к лагерю врагов.