«Князь» повернул голову, чтобы посмотреть в глаза врагу, заслужившему страшную и мучительную смерть, — просто пулей в затылок он не отделается!
Но что это? Где же он?!
Милош Кралькович, привыкший играть судьбами людей, не знал, что в этот день нашелся некто, готовый дать ему последний бой.
«Ты не первый, кто ищет славы, богатства и денег, а встречает меня!»
— Ну нет! — зарычал он, но огромный коршун, оказавшийся на том месте, где только что стоял Климов, взмахнув крыльями, подпрыгнул, чтобы вцепиться когтями в лицо человека, погрузить в его глаза острый крюк клюва.
Ответом птице стало заставившее всех содрогнуться шипение, казалось, кто-то ткнул падкой в очень большую змею. «Князь» исчез, и толстый, как доброе бревно, канат взвился, точно бич в руках укротителя, к самому потолку церкви.
В померкнувшем свете присутствующие могли видеть лишь тени сражавшихся насмерть в горячке последней битвы змея и птицы.
Твари метались во мраке зловещими адскими созданиями.
Мороз вечной зимы пришел в единственное прибежище людей, лед и холодный, как лезвие пронзающего грудь клинка, огонь царили повсюду. Стоны гибнувших в схватке богов наполнили отчаянием души жителей Мидгора, которые знали: если обитатели Асгора не в силах совладать со злой силой Локи, значит, близок и их черед.
Забытый всеми труп Великана ожил, чтобы предстать перед трепетавшими от страха людьми в образе Фенрира. Огромный — в рост тысячи волков — зверь оскалился и, прыгнув, проглотил солнце, а луну лишь ударил лапой, и ночное светило угасло, точно факел в снегу.
Локи захохотал, торжествуя победу, вторя ему грохотом костей ужасного своего скелета; затряслась в безумном танце великанша Хель. Надменно озирая побежденных рубиновыми глазами и облизываясь далеко высунутым из пасти кроваво-красным раздвоенным языком, поднял голову Йормунганд[27].
Раздался оглушительный гром.
Наверное, Тор ударил Мьёльниром в самый большой бронзовый гонг, сзывая уцелевших братьев для последней отчаянной атаки на воинов Локи-.
Тело Фенрира содрогнулось в конвульсиях, и огромный желудок волка изверг проглоченное светило, в лучах которого, заливавших все вокруг ослепительно ярким светом тысячи восходов, появился грозный одноглазый старик в боевых доспехах. Одна только поступь его заставляла содрогаться врагов.
Но вот в руках великого Одина блеснул меч, и головы Фенрира и Йормунганда скатились к ногам бога-воителя. Великаны, точно прибрежный тростник, падали под ударами клинков его спутников, уцелевших богов и Героев.
— Так тебе понадобился мой глаз? — спросил Один единственного оставшегося перед ним врага — попятившегося в страхе рыжего гиганта. — Зачем он шуту? Ты был слепым, если надеялся, что сможешь одолеть меня в последней битве! Тебе вообще не нужны глаза! Получай!
Старик взмахнул мечом, пронзая им насквозь голову врага…
Взрыв потряс здание, и с той стороны, где положено находиться царским вратам, внутрь церкви ударил луч света, показавшийся особенно ярким в сгустившейся мгле.
— Ложись! — зашипел, приходя в себя, Богданов и, растопырив руки, столкнул на пол сразу всех: Зинаиду, Ирину и Славика. — Лежать! — рыкнул он и, не слушая жалобных протестов, принялся шарить по полу в поисках ТТ.
Из пыли, дыма, мельчайших частиц кирпича и штукатурки, клубившихся в ярких лучах автомобильных фар, врывавшихся в церковь с улицы, выросли три невысокие коренастые фигуры.
— Сдавайся, Крымов! — приказал один из троих мужчин властно. — Кралькович мертв! Нет нужды продолжать играть со мной в игры! Побереги парней и сам подумай — на нарах лучше, чем в гробу!
В ответ прозвучала автоматная очередь, потом еще одна.
Пришедшие, как тут же выяснилось, ждали, что в игры с ними играть все-таки станут, поэтому, раньше чем отгремели первые выстрелы, полуночные визитеры, прыснув в разные стороны, точно коты, залегли и немедленно открыли ответный, как принято выражаться, ураганный огонь.
Куда там Валентину с его четырьмя оставшимися патронами. И он, впрочем, постарался истратить то, чем располагал, по назначению, стреляя по свите «князя» Милоша из положения лежа. Враг бежал через дверь, но, судя по доносившимся с улицы звукам, далеко уйти присные Кралькозича не смогли. Стрельба стихла, освещение снова заработало, как прежде, озаряя картину разгрома тусклым, равнодушным ко всему светом.
Богданов встал. Он хотел было помочь подняться и женщинам, но не успел. Едва взглянув на спасителей, он буквально онемел от удивления.