Группой в пятнадцать человек мы ушли в разведку налегке: у каждого автомат, необходимый запас патронов и немного продуктов.
Этот рейд длился полмесяца. Мы побывали более чем в десяти населенных пунктах безлесных районов. Но не об этом сейчас речь.
У разведчиков есть железное правило: находясь в расположении противника, всеми силами стремиться не обнаруживать себя, ни в коем случае не вступать в бой, даже если он и представляется безопасным. И мы строго блюли это правило до последнего дня.
В брянском крае чисто степных районов, как на юге, не существует. Даже в безлесных, по здешним понятиям, местах поля то и дело пересекаются перелесками в сто-триста гектаров. Используя эти перелески, балки, мы неторопливо двинулись в обратный путь, уже помышляя о спокойном отдыхе в теплой землянке среди друзей...
В одном месте нам встретилась на пути канава, размытая вешними водами. Она тянулась по склону вдоль проселочной дороги. На ее дне обнажился глинозем, но первые морозы уже схватили поверхность земли, и мы свободно шли по дну. Вдруг впереди на дороге мы заметили большую толпу народа, двигающуюся нам навстречу. Издали мелькали белые, красные платки. Толпа выглядела очень празднично на унылом фоне побуревших полей. Перед нами живо предстала довоенная картина, когда в весенние дни колхозники, особенно молодежь, большими толпами ходят в соседние села на совместные гулянки.
Мы решили выяснить, что означает это многолюдное шествие. Цепочкой залегли в канаве, замаскировались и стали ждать у дороги.
— Только держать себя в руках, не показываться, что бы ни случилось! — строго предупредил командир нашей разведки Дроздов.
Люди приближались медленно... Расстояние постепенно сокращалось, стали доноситься голоса, все ближе и громче. Но это не был отчетливый разговор. Толпа гудела глухо и зловеще, словно из-под земли.
Теперь нам были хорошо видны конвоиры. Их было человек двадцать, конных — пятеро.
— Ведь это они на станцию их, в рабство угоняют людей, сволочи, — тихо проговорил изменившимся голосом Дроздов, и мы заметили, что нижняя челюсть его трясется, словно он продрог на жестоком морозе.
...Идут, идут люди, тяжело переставляет ноги, и глухо о чем-то гудят. И вдруг над этим гудением высоко взвился девичий голос:
— Последня-ай нонешннй денечек
Гуляю с вами я...
Толпа загудела сильнее, протестующе... Рожденный отчаянием в глубине больной груди голос оборвался, как внезапно обрывается выстрелом красивый, вольный полет птицы. Мы лежали молча, не сводя глаз с этой процессии. Я находился в состоянии какого-то душевного оцепенения.
Вслед за верховым конвоиром впереди всех шла высокая стройная брюнетка в черном мужском пиджаке и черном берете. По ее исхудавшему, осунувшемуся лицу трудно было определить возраст. Эта женщина со строгим красивым профилем и плотно сжатыми губами чем-то напоминала боярыню Морозову с картины Сурикова. Она шла упругим шагом, высоко неся голову. Справа от нее, переваливаясь, тяжело ступала полная старуха. Слева, цепляясь за полу пиджака высокой женщины, часто перебирала ножками девочка лет семи, в шерстяном платке и жакете с плеча взрослой.
В течение некоторого времени я наблюдал, как они шли, и ни одна из них за это время не открыла рта, не повернула головы. Только девочка иногда украдкой вскидывала кверху испуганные глаза, заглядывая в гордое лицо матери (вероятно, это была ее мать).
За ними двигались, переговариваясь, женщины, старики, подростки, девушки. Иногда слышался робкий плач ребенка, раздавался стон больных или ослабевших... Больше всего было девушек. Я смотрел на этих полонянок и мысленным взором как бы проникал в глубь веков. Вот также около тысячи лет назад по тем же самым землям полудикие воинственные печенеги, половцы, татары, уводили в полон русских девушек. Только путь тех лежал обычно на восток, теперь же — в сторону запада...
Сзади всех, сильно хромая и опираясь на длинную суковатую палку, плелся старик в валенках и поношенном, но опрятном пальто. Он то и дело отставал. Догонит колонну, опередит два-три ряда и валится на обочину отдыхать. Лежит, пока солдат не толкнет его ногой или прикладом. Старик, видимо, выбивался из сил. И вот когда он отстал шагов на двадцать, к нему подскочил всадник. Это был молодой офицер, затянутый в щегольской мундир, с тонким красивым лицом и голубыми глазами. Скверно выругавшись, он вздыбил сильного вороного коня, свистнул плетью и опоясал старика поперек сгорбленной спины. Конь захрапел, сделал прыжок в сторону, но всадник круто повернул его на задних ногах и снова занес бич. И вот в этот момент Дроздов нарушил железное правило разведчика...