Оглушенный ударом, уставший от неудобной езды, он, видимо, приходил теперь в себя. Бледное лицо его, с синяками у глаз, несколько оживлялось. Леонов больше не поворачивался в его сторону.
Груня робко смотрела на Василия, напуганная тем, что он не глядит ей в глаза и упорно молчит, о чем-то думая.
После короткой передышки стали собираться в путь. Леонов предложил девушке ехать на лошади. Она охотно согласилась. Взяв Груню за талию, чтобы подсадить в седло, Леонов на мгновение почувствовал, как девушка вся вздрогнула, обернувшись к нему на короткий миг. На лице ее еще сохранился испуг и усталость, но где-то в глубине глаз Леонов не увидел, а вернее угадал блеснувшие искорки радости. Партизан сразу как-то успокоился и даже обрадовался, словно он объяснился с девушкой и получил ее прощение.
Очутившись в седле, Груня крепко ухватилась за переднюю луку, как это делают дети, впервые сев на лошадь, и опять робко взглянула на партизана, согревая его взглядом.
— Идите вперед, господин Потоцкий! — жестко приказал партизан, обернувшись в сторону предателя. — Бежать Не пытайтесь. Все равно не уйдете!
Леонов взял в левую руку повод лошади и указал пистолетом Потоцкому, в какую сторону надо идти.
— Опять тебя в штаб зовут, — с досадой крикнул Леонову ординарец командира отряда. — Давай немедленно!
Несколько дней прошло с тех пор, как Леонов привел в отряд Потоцкого. Гурову и Куликову необходимо было подробнее знать, каким образом ему удалось захватить предателя, имя которого наводило страх на местных жителей.
Но Леонов был крайне немногословен, к большой досаде руководителей отряда. Он коротко доложил, что застал Потоцкого в Семках спящим и без особого труда взял его.
— Понимаешь, Вася, — убеждал его Михаил Сергеевич,— мы ведь не из праздного любопытства пристаем к тебе. Ты расскажи нам все по порядку.
Комиссар долго разъяснял юноше, для чего командованию отряда нужно знать подробности, которые в военном деле играют большую роль.
— Вот недавно Егор захватил фашистского пилота Так он около часа мне рассказывал. И много сообщил важных наблюдений. Его предположения о том, что у села Глинищево фашисты расчистили новый аэродром, подтвердились. А на днях на этот аэродром уже наши бомбардировщики прилетали. Командующий фронтом прислал благодарность отряду. Егор представлен к награде орденом.
— Во-первых, товарищ комиссар, у Егора, действительно, был очень любопытный случай с летчиком, а во-вторых, ведь Егор опытный военный разведчик, — промолвил подрывник и опять надолго умолк, полагая, что этим он вполне объяснил свое молчание.
Насколько был словоохотлив Егор, настолько сдержан Леонов. Этих противоположных по своему характеру людей роднило лишь одно: храбрость и страсть к опасным операциям. Впрочем, эти качества проявлялись у них по-разному. Егор был находчив, неистощим на выдумку и, увлекаясь, часто безрассудно рисковал. В поведении же Леонова преобладал продуманный риск, трезвый расчет. И отношения у них были между собой своеобразные. Они с уважением относились друг к другу, но настоящей дружбы между ними не было, хотя комиссар и делал попытки сблизить их.
— А все-таки крепко вцепился в тебя Потоцкий, — заговорил снова комиссар, глядя на кровоподтеки, черневшие на шее Леонова.
— Да не очень, — сдержанно ответил тот.
— Да и ты не остался в долгу, — неожиданно вставил Гуров. — У него даже нос набок.
Подрывника будто кто-то перепоясал хлыстом. Лицо его все вспыхнуло, ноздри расширились.
— Только один раз ударил, товарищ командир, — горячо заговорил Леонов. — Я не тронул бы его пальцем, если бы он сам не схватил меня за горло.
— Да что ты! Разве я в упрек? — удивился командир. — И хорошо, что двинул гада в переносицу. Кулак у тебя подходящий.
— Боксом я занимался когда-то... — смущенно проговорил Василий, как бы оправдываясь.
Видя, как взволновал Гуров своим замечанием подрывника, комиссар стал догадываться о причине молчания юноши. Он осторожно заговорил о Груне, заметив, как опять покраснел Леонов.
— Мы с командиром убедились, что она не причастна к Потоцкому. Просто, видимо, неопытная и крайне нерешительная девица.
— Безусловно, кисейная барышня, — пренебрежительно сказал Гуров.
Куликов поспешил прервать командира:
— Но за эту нерешительность она могла поплатиться жизнью. Ведь если бы Потоцкий узнал, что к ней заходили наши, он застрелил бы ее.