Воспоминания о встрече с суккубом не вдохновляли.
Женщина протянула ему кожаный мешочек на плетеном шнуре, расшитый красной и зеленой нитью.
— И что это?
— Это позволит видеть истинный облик сущностей. Всегда сможешь отличить человека от нежити. Все наши носят такие.
Олли послушно взял мешочек. Он мог сколько угодно сомневаться в свойствах подарка, но спорить с женщиной, с которой только что провел несколько весьма насыщенных часов, он точно не собирался.
Хотелось еще раз поцеловать ее губы. Да что губы! Хотелось покрыть поцелуями все тело. Особенно ту часть бедра, где кожа всего нежнее.
Олли мотнул головой. Нужно уходить и как можно быстрее. Иначе неизвестно, чем все это закончится.
Он выбрался в ночь. Теплый ветер сдул со лба пряди волос, за спиной в двери задвинулся засов. Нужно идти искать сеновал. Луна действительно яркая, скоро полнолуние.
Сено, разумеется, было прошлогоднее. Но все равно пахло сладко и душно.
— Что тебе в кровати-то не лежалось. Или где ты там был, — послышался из темноты ленивый голос длинноволосого графа.
По всем прикидкам, он сейчас должен был быть мертвецки пьян. Но нет, ничего подобного. Только глаза в темноте блестели.
— Там муж пришел, — не стал вдаваться в подробности Олли. Он постелил плащ и попытался улечься. Было довольно тепло и мягко.
— Рано утром нас проводят к дороге, — произнес Рин, — время мы, конечно, потеряли, но не слишком много. Можно будет наверстать.
— Ты о чем-то договорился с этими местными? — спросил Олли просто для того, чтобы спросить.
— Пожалуй. Мы пришли к некоторому соглашению.
— А тебя предупредили, что тут водится такое… всякое?
— Да, они говорили. Но, вроде, есть ведьма, которая оберегает эту деревню.
— Ведьма?
— Колдунья. Или что-то еще. Какая разница?
— Тебе дали мешочек, который позволяет отличить людей от нелюдей?
— Какой еще мешочек?
Олли показал. Вряд ли во сне можно было различить узоры, но общий принцип был понятен.
— И что там внутри?
— Понятия не имею.
— Вдруг там сушеные пауки?
От этой мысли Олли передернуло. Он решил пока не убирать подарок под одежду.
Рин рассмеялся.
— Давай спать, — сказал он, — до рассвета не так много осталось.
— Угу.
Где-то в сене скреблись мыши, в щелястых стенах задувал ветерок, будто играл на флейте. Олли закрыл глаза и изо всех сил понадеялся, что снов сегодня не будет. Они же не каждую ночь его мучают.
Не помогло.
***
Утром он долго плескался у бочки с дождевой водой, надеясь смыть липкую патоку ночи.
— Хватит, — усмехнулся Рин, — ты распугаешь всех местных лягушек.
На завтрак им подали вчерашние лепешки, поскольку свежие еще не успели напечь, ягоды, вареные в меду, и взбитые сливки.
Олли, прибывавший в дурном настроении после ночных кошмаров, желчно заметил, что так изысканно кормят не во всяких высоких замках. Рин легко с этим согласился. И Годвин, кажется, слегка возгордился, что окончательно испортило настроение.
Хотелось увидеть Регину. Попрощаться они вряд ли смогли бы, но хоть просто увидеть.
Но его желания не имели ровно никакого значения. Берегиня не пришла смотреть на их отъезд. Собственно, смотреть тут было особо не на что.
Дымка попробовал показать себя и выплясывал на месте, гордо вскидывая голову. Ласточке это быстро надоело, она куснула его за холку. На этом все и успокоилось.
Проводник вывел гостей на дорогу, на этот раз не петляя по лесу.
Небо опять стало затягиваться тучами.
— Если будем, по возможности, передвигаться галопом, и если сделаем только две остановки по полчаса, есть шанс, что к вечеру прибудем в Лавиньель, — сказал Рин.
— Мы не успеем до закрытия ворот.
— Это не важно. Меня пустят.
— Ты так торопишься?
— Немного тороплюсь. Надеюсь, дальше обойдется без задержек.
И именно после этих слов лошади заартачились, отказываясь идти дальше.
Впереди была дорога широкая и ровная. Слева поле. За полем лес. Справа пара крестьянских домов за забором, несколько яблонь в цвету. Почти идиллия, если бы так не дрожали и не храпели лошади.
Олли нервно оглянулся.
— Ты видишь что-нибудь?
— Собаки, — тихо ответил Рин, — выглядывают из-за забора.
Две крупные собаки с острыми мордами действительно смотрели на путников. Но не с опаской. Скорее с ленивой досадой, будто люди появились здесь совсем не вовремя и помешали какому-то их собачьему делу.
— Морды в крови, — заметил Рин.