— Ты будешь в этом сарае со странным названием, или опять куда-то скроешься? — уточнил Рин.
— Сарай называется «Первое дело». И да, я буду там. Пока что.
— Будут новости, я пришлю за тобой. И возьми денег, черт тебя дери. Если вздумаешь кочевряжиться, прикажу затолкать монеты тебе в глотку.
Первый раз кто-то заставлял его взять деньги.
— Мне нечем отдавать. У меня нет ничего.
— Отслужишь.
***
Олли честно пытался заснуть в своей комнатушке. Временами это даже удавалось, но ненадолго.
Может, действительно все оставить Пейну, пусть сам разбирается со своей женой. Возможно, Элейн и правда отсутствует по своему желанию. Он же не знает. И не узнает, если будет и дальше отсиживаться в этой норе. Герцогу Айджелину нужно дать шанс донести до него информацию. Иначе какой смысл в похищении? Поутру нужно отправиться в замок. Рин будет в бешенстве.
А если герцог уже покинул Лавиньель и увез с собой Элейн? А если она уже мертва? Хотя, кому она нужна мертвая?
Олли закрыл глаза и изо всех сил пожелал уснуть.
А утром что-то изменилось. Зацвела черемуха и на землю опустился легкий звенящий холод. Грязь на улицах слегка примерзла. Но под тонкой коркой льда таились все те же городские нечистоты. Олли успел в этом убедиться, пробираясь по узким улочкам к герцогскому замку.
Но вначале он хотел выйти на главную площадь и купить медовую булочку с корицей. После жареных яиц с луком, которые он съел на завтрак, отчего-то хотелось сладкого.
И еще он думал, может не нужно искать неприятности и просто вернуться в свою комнату, и там подождать известий от Рина. Комната, хоть и в самой захудалой забегаловке, располагалась над кухней, и там было тепло вопреки всем черемухам.
И тут его окликнули. Кто-то бежал, совершенно не таясь, громко топая и пыхтя. Олли удивленно оглянулся. И тут же получил кулаком в лицо. Получилось безумно больно. Перед глазами тут же замелькали черные снежинки, а в ушах зазвенели колокольчики. Все же он успел перехватить чью-то руку, вывернуть ее, и даже, кажется, попал кому-то ребром ладони по горлу.
Его быстро сбили с ног и принялись пинать, но не со злобой, а так, по обязанности. Метили, в основном, в ребра. Но один удар пришелся по виску. Вскользь, по счастью. Но этого вполне хватило, чтобы отправить Олли в полную и вязкую темноту.
***
— Он хоть живой?
— Да конечно живой, господин. Смотрите, дышит!
— Тогда водой его окати.
— Может, не надо водой? Холодно же, окочурится еще.
— Да какая разница!
Олли не стал дожидаться, когда напавшие на него что-то предпримут, и открыл глаза. Ничего особенного он не увидел. Полутемное помещение и пара черных силуэтов. Единственный факел коптил и плевался искрами. Олли несколько раз моргнул, но зрение от этого не прояснилось.
— Эй, ты! — один из силуэтов толкнул его носком сапога. Несильно, просто чтобы обозначить свой интерес к пленнику. — Ты слышишь меня?
Поскольку пленник лежал на полу, кивать было бы просто глупо. Ответить тоже не получилось. Казалось, все лицо стянуло засохшей коркой крови. Но спрашивающего не очень интересовал ответ.
— Тебе что было приказано?
На самом деле приказаний не было, но понятно, о чем идет речь.
— Передать письмо, — едва шевеля губами, ответил Олли.
— А ты что сделал?
— Передал.
— Что? Что ты передал, тварь распоследняя?! — злобно зашипел силуэт, наклонившись над ним. Хищно блеснул зрачок желтого камня.
Олли молча рассмеялся.
— Письмо, — ответил он.
— Гадина белобрысая!
Спрашивающий пнул его, на этот раз изо всех сил. Попал по бедру, хотя метил в другое место. Все равно больно. Очень. Олли на всякий случай подтянул колени к животу, опасаясь следующего удара. Который последовал незамедлительно.
— Ваша св… господин! Вас ждут, наверное, пора уже идти, — кто-то отвлек герцога и очень вовремя.
— Да, — неожиданно согласился обладатель желтого камня, — действительно, пора идти. И так полдня потеряли.
— А с этим что делать?
— Да ничего, брось его здесь.
— А может его того… этого?
— Пусть пока поживет. Посмотрит, как за его глупость платят другие. Ты слышишь меня, белесый?
— Слышу.
Герцог что-то бросил ему, легкое, почти невесомое. Потом еще пару раз пнул, от души и со знанием дела. И они ушли.
Оставшись один, Олли с удовольствием провалился в темноту.