И еще — Олли больше не снились кошмары. Ему снилась Регина на земляничной поляне. Смуглое тело в лучах летнего солнца. Он изо всех сил надеялся, что однажды не проснется в таком сне, и это делало его почти счастливым.
***
Рин посмотрел на вывеску с синей лягушкой в короне. Корону художник, за неимением золотой краски, изобразил охрой. Потом перевел взгляд на хозяина трактира.
— Так где, говоришь, ты взял этого серого?
Трактирщик нервно скомкал полотенце. Ему сильно хотелось позвать своих сыновей с дубинками. Но этого длинноволосого окружало полдюжины наемников. Таких двумя дубинками не прошибешь.
— Постоялец оставил, сиятельный господин. Денег у него не было, так он коня в залог оставил. Только он овес жрет так, что никакими силами не прокормишь. Вот и пришлось продать, хоть и себе в убыток.
— Дин, — обратился длинноволосый к одному из наемников, — ты можешь поджечь этот сарай?
— Да без проблем! — ответил тот и начал рыться в поясной сумке в поисках кресала.
— Не надо! Зачем жечь? Я же всю правду, ничего не утаю!
— Говори.
— Да нашли этого серого, чтоб черти его забрали! Бродил у реки. Мои мальчики его подобрали на всякий случай. Вдруг хозяин отыщется? Конь-то хорош собой, дорого стоит.
— Где у реки?
— Ну, вот по этой дороге ехать вперед, там потом мост будет. По правую руку поле. Вот в том поле мои сыночки коня и заприметили. И, чтоб не пропала животина, сюда привели.
— Земля барона д’Экрафа? — спросил Дин.
— Именно. Как раз граница по реке. Едем. У меня к барону все равно несколько вопросов имеется.
— А как же я, сиятельный господин? — подал голос трактирщик в надежде на монету-другую.
— А ты живи пока, — милостиво разрешил длинноволосый и повел своих людей к мосту.
— Я пойду с вами, — сказал Дин.
Рин смерил взглядом одноухого наемника.
— Я пойду один. Трое будут ждать во дворе. И оставь троих за воротами на всякий случай. Мало ли что д’Экрафу в голову взбредет.
— Думаете, посмеет?
— С перепугу может и посмеет.
— Не лучше ли пойти с вами?
— Нет.
Барон появился далеко не сразу. Чтобы скрасить ожидание высокого гостя, слуга принес вино и миндальное печенье. Но к ним Рин даже не прикоснулся, хотя вино обещало быть совсем неплохим.
Наконец явился д’Экраф. В своей насмешливой манере потянулся к руке графа, но Рин отступил на шаг.
— Обойдемся без этого, — сказал он, — у меня мало времени и всего один вопрос.
— Я слушаю, ваше сиятельство, — изобразил покорность барон.
— Где вы взяли человека, который так замечательно подделал мою печать?
***
Над Олли было небо. Бесконечное.
Он подумал, что опять в своем полусне-полубреду вернулся на земляничную поляну. Но там, во сне, небо было голубое, в легкой пене белых облаков. А сейчас оно серое, наглухо затянутое тучами. Ни единого солнечного луча.
Откуда-то доносится скрип телеги и топот конских копыт.
И еще. Он неожиданно осознал, что больше не сидит, привалившись к ненавистной стене, а лежит на чем-то мягком. Пальцы сжались, прихватив край ткани и клок сена.
— Проснулся наконец-то.
Олли медленно повернул голову. Увидел графа де Шенто на его огненной Ласточке. Ветер играл его волосами, и графа это раздражало.
Олли потянулся к горлу и не нашел ошейника. Глубоко вздохнул. Воздух наполнил грудь и тут же заставил содрогнуться в кашле.
— Не дергайся, — предупредил Рин, — ты живой. С тобой все хорошо. Вернее, будет хорошо, если подождешь.
Он не в подвале? И не спит? Это не бред? Кто-то искал его? Искал и нашел?
— Я не искал тебя, — усмехнулся Рин, — даже не думал. Просто случайно наткнулся на твоего Дымку.
Дымка, который пытался жрать ромашки, и которого он последний раз видел на том чертовом мосту.
— Где он?
Голос был совсем тихий и хриплый. Но Олли удивился, что вообще может говорить.
— Голос вернется, — кивнул граф, — со временем. Кричать ты, конечно, уже не сможешь. Но тебе и незачем кричать. Так?
— Наверное.
— Посмотри влево.
Олли повернул голову. Рядом с телегой на которой его везли, шел серый конь. И если бывает у лошадей счастливая морда, то у Дымки сейчас была именно такая.
— Я могу забрать тебя от барона, — продолжал Рин, — но только тебя. Земля и дом останутся в его владении.
— Да и черт с ними.
Олли долго смотрел в серое небо, которое наливалось грозовой синевой.