Никто, разумеется, не ответил. Я немного помедлил и рискнул вновь включить телефон. На этот раз он исправно работал, и я благополучно спустился вниз.
— В качестве угощения могу предложить только кофе. Больше моего здесь ничего нет. Кофе неплохой, правда, без сахара и уже начал остывать, но не критично. И, можно я зажгу хотя бы одну свечу? Тьма такая, что в гробу светлее.
Про гроб это я зря, конечно.
Когда загорелось белое тонкое пламя, благо свечей в этом доме полно было, птица опустилась на пол и расползлась туманом. А потом из него вышла пожилая женщина с аккуратной прической, в длинной юбке и блузке с камеей. Видимо, бывшая хозяйка дома. Она подошла к небольшому столику в холле, и я тут же налил ей кофе в крышку термоса. Она покачала головой.
— У меня больше ничего нет, — предупредил я.
Она опять покачала головой и поднесла два пальца к губам, будто в них держала сигарету. Я вынул из кармана полупустую пачку и положил на стол. Она ткнула пальцем в мою сторону.
— Мне курить?
Женщина благосклонно кивнула.
Что же, мне это точно не помешает. Я затянулся и выдохнул дым.
Женщина превратилась в облако, которое тут же его поглотило. Облачные края чуть завибрировали и окрасились в цвет фуксии. Надеюсь, от удовольствия.
Я обжег пальцы, докурив до фильтра. Появилась призрачная женщина и жестом велела продолжать. Я продолжил. Выкурил четыре сигареты подряд. Затылок сдавило и появилось ощущение, что там катается свинцовый шарик. Зеленого цвета.
Облако перестало вибрировать и вновь приняло очертание пожилой женщины. Она начала подниматься по мраморной лестнице и где-то на середине исчезла. Тут же загорелся свет. Везде.
Я задул свечу. Отнес окурки и термос на кухню. Вернулся к своей лежанке. Было около четырех часов утра. Я завернулся в плед и заснул, как в яму провалился.
***
Проснулся в восемь утра. Скоро придут распечатывать двери, и Полина станет законной владелицей дома с приведением.
В гостевой ванной поплескал в лицо холодной водой и поплелся открывать ставни. Свинцовый шарик в затылке пропал. Зато на его месте образовался камень, тяжелый и неподвижный. Он там так хорошо прижился, что порос мхом.
Захотелось что-нибудь съесть. Желательно горячее, но я согласился бы уже и на йогурт. Еще раз осмотрел запасы провизии. Раскрошил черный хлеб и обжарил крошки с чесноком. Пока готовилась глазунья, соорудил бутерброды с ветчиной, сыром и помидором и запихнул их в духовку.
— Ого! Чем это тут пахнет?
В дверях стояла Полина с розовыми щечками и в розовом халатике.
— Завтрак, — я неопределенно пожал плечами. Положил на тарелку яичницу и посыпал хлебными крошками.
— Так вы умеете готовить? Хотите, найму вас? Будете готовить мне завтраки.
— А обеды и ужины будут готовить другие?
Я залил чайный пакетик кипятком и отвернулся достать бутерброды.
Полина ела с аппетитом, я ей даже позавидовал. Отхлебнул чай. Он был горький. Решил добавить сахар — чай стал сладкий и горький. Странный сорт, раньше с таким не сталкивался. Бутерброд оказался слишком горячий. Я решил немного подождать, положил его на тарелку и подул на пальцы. Возникло странное ощущение, что картинка перед глазами отстает от реальности на пару мгновений.
А потом мир выключился.
***
Что-то назойливо пищало. Яркая лампа слепила глаза, рассмотреть что-либо было невозможно. Но что-то настырно подсказывало, что я до того света так и не добрался и застрял на этом.
— Молодец, парень, проснулся все-таки!
Кто-то тряс меня за плечо, и это не доставляло никакого удовольствия.
— Не пытайся говорить. У тебя в горле трубка. Сейчас мы ее вытащим. Давай, сделай глубокий вдох, а потом резкий выдох. Ты понял? Давай!
Да пожалуйста. Я вдохнул и выдохнул, как сказали. Из меня в самом деле что-то вытащили. И тут же прижали ко рту тряпку.
— Плюй, плюй, давай.
Ну что ко мне пристали? Я опять сделал, как сказали.
— Ну, вот и хорошо. Теперь лежи, отдыхай.
Конечно, а то я очень устал, пока дышал и плевался. Но главное, штука над ухом пищать перестала.
Палата была самая обычная, на шесть человек. Мне «повезло», досталось место у окна. То есть одновременно сквозняк и жар от батареи. Ну да без разницы.
Я лежал с иголкой в вене, и по прозрачной трубке в меня стекала жидкость ржавого цвета.
В палату вошел Феликс. То, что в больнице карантин и никаких посетителей не допускали, ему было наплевать. Большим достижением было уже то, что каким-то чудом его заставили надеть маску.