Человек почесал бороду.
— Ну, вот что, — сказал он, — коль не брезгуешь, отведу тебя в нашу нору. Там не Версаль, конечно, но хоть тепло. Ночь пересидишь.
В нору — это в бомжатник, что ли? А что, хорошее место. Там искать вряд ли будут.
— А меня примут?
— Ну не звери же мы!
Бомж помог подняться, закинул мою руку себе на плечо и повел куда-то напрямую через кусты.
— Меня, кстати, Мишей зовут, — представился он.
***
— Нахрена ты его сюда приволок?
— Черный, не кричи, — миролюбиво ответил на приветствие Миша, — видишь, человек идти не может. Не снаружи же его оставлять. Окочурится.
— Пусть такси себе вызовет и домой шпарит. Детишки, небось, заждались. А нам таких гостей не надо.
— Да тебе жалко, что ли?
— Жалко! У нас еды батон хлеба и банка тушенки на всех. И еще вон Леонидий пять картошин откуда-то припер. В золе потом испечем. И все. Пусто! Не до гостей.
— Здесь есть магазин какой-нибудь поблизости? — не совсем уверенно спросил я. Могут в самом деле выгнать. Снова оказаться на холоде было бы невыносимо.
— Отчего же нет. Есть, конечно, — откликнулся тот, что Леонидий, — чай, не в лесу живем.
— А кто-нибудь может сходить?
— Отчего же не сходить. Было бы на что.
Я выгреб из кармана деньги. Тысяч пять разными купюрами, плюс мелочь. Леонидий их быстро сцапал.
— Ждите! — весело пообещал он. — В момент обернусь!
— Да как же! Час тебя прождем, не меньше.
Голос исходил из самого темного угла и принадлежал, несомненно, женщине.
— Чего ты, Нинон, максимум минут сорок.
— И купи для дамы пирожных, — решил выпендриться я.
Черный неодобрительно хмыкнул, но промолчал.
— Ты не стой в дверях. Садись, вон, к печке поближе, погрейся. У тебя губы до сих пор синие.
Миша сделал широкий жест в сторону старого полосатого матраса. Представить страшно сколько живности в нем обитает. Но, стиснув зубы, я кое-как на нем устроился. Знал же, куда иду. Свежее постельное белье никто и не обещал.
Убежище находилось в каком-то полубункере-полуподвале посреди леса, отапливалось печкой-буржуйкой. Было тепло и темно. И слава богу, что темно. Не хочу видеть подробностей.
Я ощупал ногу. Колено уже начало опухать.
— Тебя звать-то как? — спросил Черный.
— Дима.
— Так что там с тобой случилось, Дима?
— Ногу подвернул.
— Надо лед приложить.
— Лед я уже прикладывал.
— Тогда теперь водочный компресс, — посоветовал Миша.
— Нет у нас водки! Тем более на компрессы, — снова окрысился Черный.
— Так Леонидий сейчас принесет.
— Вот когда принесет, тогда и поговорим.
— Жадный ты, Черный.
— Я не жадный. Только я за вас за всех отвечаю. И за тебя, и за Леонидия, и, главное, за Нину.
— Ты хорошо за нами приглядываешь, — засмеялась Нина. И смех у нее был молодой и звонкий.
Я задремал, привалившись плечом к стене. Где-то там, за бетонной преградой, тихо шуршали снежинки, опускаясь с небес на землю, щекоча щеки и нос. И не было никакого Деда Мороза в драном пуховике. И гостеприимного теплого бомжатника не было. Я каким-то образом заснул в зимнем лесу. И то, что удалось проснуться, можно считать новогодним чудом. Нужно срочно звонить ребятам, чтобы нашли меня до того, как я окончательно превращусь в сосульку. Пальцы совсем не слушались. Никак не удавалось расстегнуть молнию на кармане, чтобы добраться до телефона. Я поднес руку к глазам. Кисть вся в красно-белых пятнах. Отморозил? Что тогда с задницей, которой я сижу на льду?
Я дернулся и открыл глаза.
— Да ты спи, раз сморило, — мирно заметил Миша, — сейчас еду принесут, так мы тебя разбудим, не боись.
— И, кстати, не пора ли поставить чайник, — предложила невидимая Нинон, — как раз закипит.
— И то верно.
Алюминиевый чайник, как из школьной столовой, был водружен на печку.
Приснилось? Мне все приснилось? Тогда или сейчас? Может, я замерзаю возле поваленного дерева, и угасающий мозг выдает утешающую картинку, чтобы легче было уснуть под вьюгой.
На всякий случай я решил пошевелить поврежденной ногой, и чуть не взвыл от боли. Нет, пожалуй, бомжатник вполне реальный. Да и мозг вряд ли смог бы додуматься до такого утешения.
Когда крышка на чайнике начала пританцовывать, а носик испускать белые облачка, ввалился Леонидий с кучей пакетов.
— Ребят, там такой ветер поднимается, не дай бог! — жизнерадостно сообщил он. — Замерз, как собака!
— Чего принес? — ворчливо спросил Черный.
— Да много чего. Главное, вот.