Алексей освободил мою левую руку и потянул ее к столу. Я сжал кулак. Не поможет, но хоть отсрочит неизбежное. От безысходности в животе было холодно и тоскливо.
Алексей прижал запястье к столешнице и аккуратно начал распрямлять мизинец. А потом в какой-то момент резко завернул его вверх и в сторону.
Я успел подумать: «Боже, какая ерунда!». И тут боль вцепилась в плоть острыми зубами.
— Ага. Проняло, — удовлетворенно заметил мастер пыточных дел.
— Так где ты обронил русалку? — продолжил допрос желтоглазый.
— Возможно, возле дома.
— Ладно, дальше куда ты пошел?
— В лесопарк. Там аллея такая, насквозь проходит. Я по ней бежал.
— И потом куда делся? Где ты ночь провел?
— Там, на другой стороне стоят дома. Вот в одном из них на лестнице я спал.
— В каком?
— В том, что правее. Второй подъезд. Поднялся на лифте на самый верх. Там батарея на лестнице. Тепло.
— И что, подъезд был открыт?
— Нет, конечно. Но если дернуть дверь посильнее — открывается.
— На какой этаж ты поднялся?
— Последний.
— Какой по счету?
— Понятия не имею.
Желтоглазый кивнул Алексею. Тот взялся за самый беззащитный безымянный палец. И без всяких прелюдий и сантиментов сломал его. Но это и хорошо, что без прелюдий.
Я сидел и сквозь зубы втягивал густой вязкий воздух.
— Давай еще раз. Где ты мог потерять флешку?
— Под окном. На аллее. На лестнице, — отстраненно перечислил я, — хотя на аллее вряд ли.
Вокруг ламп вдруг появился зеленый ореол. Потом синий. Потом красный. Эдакие бензиновые разводы на потолке. Красиво.
— Он сейчас отключится.
— Дай ему воды.
В губы ткнулось горлышко пластиковой бутылки. Я жадно глотнул. Вместо воды в меня влилось что-то приторно-сладкое и сильно газированное. Кока-кола. Праздник к нам приходит. Во рту тут же образовался странный привкус, но кофеин немного взбодрил.
— А проверить придется. И подъезд, и под окном, — заметил желтоглазый.
— Так сколько времени уже прошло! Лестница ладно. Там не сильно народ шарится. Но у дома! Там же и дворники, и школьники, и собачники.
— И тем не менее.
— Ладно. А мне это… продолжать?
— Не нужно. Запри его и отправляйтесь на поиски пока светло.
— Ничего мы там не найдем.
— Лучше бы нашли. Для всех лучше.
Алексей освободил вторую руку, и я кое-как проковылял под конвоем в комнату. Вернее, в камеру. Она была большой и холодной. Из обстановки только двухъярусная кровать, раковина и унитаз. За спиной захлопнули дверь и, судя по звуку, задвинули огромный железный засов.
Я добрался до кровати, залез под колючее солдатское одеяло и закрыл глаза. Заснуть сейчас было бы самым оптимальным. Но не получалось. Хорошо бы перевязать пальцы, хоть как-нибудь. Раньше у всех имелись нормальные платки, из них получались вполне пристойные повязки. А теперь эти бумажные салфетки. Одноразовые. Какой от них толк?
Надо встать и дойти до окна. На нем, кстати, решетка. Это мало что даст, но вдруг я увижу Останкинскую башню или Федерацию Москва-Сити? Может, хоть немного сориентируюсь на местности.
Окно было на противоположной стене — невообразимая даль. И еще оказалось высоко. Чтобы выглянуть, пришлось ухватиться за решетку и подтянуться на одной руке. И что я увидел? Забор с витками колючей проволоки. За забором голые черные деревья, скорее всего липы. И больше ничего. Обычная промзона, таких дофига в Москве.
С досадой вернулся на кровать — результат не стоил затраченных усилий. Ну и черт с ним.
Я свернулся клубком, зажал покалеченные пальцы между коленей и натянул одеяло на голову.
На следующее утро меня разбудил скрежет засова. Второй охранник, не Алексей, притащил пластмассовый поднос и пихнул его на кровать. Кружка с чаем и два бутерброда с сыром. Вот уж не думал, что тут завтрак в постель подают.
После суток воздержания есть хотелось. Сыр выглядел вполне привлекательно, и хлеб казался мягким и свежим. Только если сегодня будет продолжение с ломанием пальцев, желудку лучше оставаться пустым. А вот чай был кстати.
— Пожрал? Тогда пошли. Тебя там ждут.
Я поставил кружку на поднос. Поднос на пол. Посмотрел и немного подвинул, чтобы не мешался.
— Хватит возиться. Пошли.
Мы опять оказались в том пустом складе. Я без лишних указаний сел на приколоченный табурет, положил левую руку на стол. Пальцы посинели и опухли, смотреть на них не хотелось. Поэтому рядом я положил правую руку, согнул в локте, и опустил на нее голову.