— А то, что погиб ваш создатель Алтэрэ, — тоже преувеличение? Что мир распался на куски — преувеличение?!
Хромой вздохнул и начал обвязывать корзину плотными кожаными ремнями. Делал он это не торопясь, проверяя, ровно ли легли витки, не соскользнут ли.
— Я вчера видел на площади с десяток нищебродов. Но ваш кройбелс и его приближённые богаты, как никто другой в мире. Если я скажу, что все дойхары — богачи, я погрешу против истины. Если скажу, что все они — бедняки, — тоже солгу. Да, мы знали многое, что было и останется недоступным остальным народам Палимпсеста. Таков дар Алтэрэ, такова Его воля. Но лишь избранные были посвящены в тайны, лишь немногие знали об устройстве мироздания и прочих… «арбалетах». Здесь, в приграничном городишке… — Он покачал головой. — Здесь я найду записи древних легенд, может, пару-тройку копий летописей, может, ещё что-нибудь ценное. Но не сокровенные книги великих жрецов Алтэрэ. Как и вы во Вратах не сыщете дойхара, который обладал бы пусть даже десятой частью того богатства, которым владеет кройбелс.
— Как вы можете быть уверены?
Хромой примерился и закинул корзину себе на плечо.
— Всё просто, сударыня. Богачи не любят кислого пива и галдежа под окнами на рассвете.
Галдёж, между тем, стоял знатный.
Они услышали его, спускаясь по узкой винтовой лестнице, соединявшей библиотеку с первым этажом. Пользовались ею редко (как и библиотекой), запылённые тусклые витражи не пропускали свет, по ту сторону, на Рыночной площади, видны были только смутные пятна. Разобрать, что там происходит, не удавалось, но шумели так, словно вот прямо сейчас явился на Рыночную сам Молотобоец во плоти.
Сиврим шел вслед за Хромым и Синнэ, ошалевший. «Что это было?!»
— По-моему, — сказал он, — все эти разговоры… о вреде знаний… В них мало смысла.
— А в чём вообще, — холодно бросила Синнэ, — по-вашему, есть смысл?
— Уверен, — сказал Хромой, — в данный момент смысл имеет то, с чем бежит к нам юный Ярри.
Они уже спустились на первый этаж и шли к выходу мимо исполинской гранитной статуи Рункейра, со стёршимися от времени чертами лица, с едва заметной трещиной на лбу, которая была похожа на вздувшуюся вену. У шеи Молотобойца трещина превращалась в удавку… или в след от клинка. Подле ног статуи, на алтаре, лежали пустынные цветы, мелкие и пёстрые, и медные монеты. Прихожан в храме не было ни одного. И ни одного служки, ни одного жреца. Только двенадцатилетний мальчишка, пытавшийся пересечь гулкое пространство как можно скорей, но и с должной почтительностью.
— Мастер! Госпожа Синнэ! Там!.. Колокол!.. То есть колокола…
Он замер перед ними, шумно отдуваясь. Перевёл взгляд с Хромого на Синнэ, потом обратно. Растрепал и без того взъерошенную копну тёмных волос.
— Колокола? — теперь Сиврим слышал, как в отдалённый гул толпы на Рыночной вплетается неестественная басовитая нота. Далёкая, страшная.
— Предупреждение из Шандала, — догадалась Синнэ. — Но… для сезона рано, ведь только недавно… Не может быть!
— Значит, надо спешить, — подытожил Хромой. Он поправил корзину, похлопал мальчишку по плечу. — Спасибо, Ярри.
Тот вытер замызганным рукавом курносый нос и блеснул глазами.
— Разве вы не останетесь, мастер? А мы с Конопушкой думали… ну, если б вы задержались… Может, вы б нам рассказали про тот затерянный город алаксаров…
— Обязательно расскажу. Но в другой раз, сегодня у меня есть ещё дела в Шандале.
— «Затерянный город алаксаров»? Пожалуй, надо бы мне снова прийти послушать ваши занятия, — нахмурилась Синнэ. — Речь шла об уроках языка, ни о чём больше.
— Боитесь, расскажу детям что-нибудь запретное?
— Боюсь, это не понравится их родителям.
— Что именно? Сказки о разрушенных городах и несметных богатствах?
— Дети верят в них.
— Все дети верят в сказки.
— Неправда, — обиделся Ярри. — Это только дураки верят в Безголового трубача, живую воду и гарров-ожидающих-во-тьме. А мастер рассказывает о том, что было на самом деле.
— «Рассказывает»? И много я пропустила?
Хромой покачал головой:
— Ничего серьёзного. Преимущественно о Безголовом трубаче, живой воде и гаррах-ожидающих-во-тьме. Ну и, конечно, немного о сокровищах Шэквир вис-Умрахол. Если пожелаете, я могу вкратце…
Синнэ раздражённо отмахнулась.
— Ладно, дети — но вы-то! Как вы можете верить в этот вздор? Сами же только что говорили!.. По-вашему, в Шэквир вис-Умрахол действительно остались сокровища, зачарованное оружие и всё такое прочее? Зачем вообще вам это нужно? Я понимаю: архивы, в них, может, что-нибудь толковое сыщется. Но в городе, где двадцать лет никто не живёт… Вы в самом деле собираетесь туда ехать? Почему?
Пожав плечами, алаксар молча пошёл к выходу. Сивриму, Синнэ и мальчишке оставалось только идти вслед за ним.
— Любовь.
Сиврим вздрогнул. Решил, что ему послышалось.
— Любовь, — повторил Хромой, стоя у приотворённой двери вполоборота к ним. Свет с улицы превратил его в размытый силуэт, в высеченную из камня фигуру, которая вдруг обрела дар речи. — Есть разные виды любви. Многие из нас совершают то, чего никогда в жизни не сделали бы, ради любви или того, что считают любовью.
— Ради любви вы собираетесь поехать в Шэквир вис-Умрахол?
— Да, госпожа.
Бесшумно отворив дверь, он вышел на площадь.
На Рыночной Молотобойца не оказалось. Но был его самозванный и полномочный представитель.
— Молитесь, молитесь Рункейру Грозногрядущему! Молитесь, ибо вот ваши грехи, сочтены и взвешены, и колокола звонят — не спрашивайте, по ком они звонят. Ибо звонят они по каждому из вас! — Плешивый старик стоял прямо на прилавке, лицом к храму и к внимавшей толпе. В гневе стучал по прилавку клюкой, щерился. Перекрикивал даже колокола. — Дан был вам знак, дан был вам срок! Не вняли! Не раскаялись! Так не ропщите же, нечестивцы, не воздевайте руки к небесам. Вот что ждёт вас! — Он твёрдой рукой ухватил за плечо долговязого парня, стоявшего рядом, развернул того. Толпа ахнула. Даже от дверей храма Сиврим увидел кроткую улыбку на красивом, словно с фресок, лице. И тугую нитку слюны, стекавшую на рубаху парня. — Смотрите! Так будет с каждым из вас! Насылают Праотцы наказанье на чад своих, и если впредь не раскаетесь…
— Хлебнувший чернил, — негромко сказал Хромой. И когда Сиврим, не понимая, оглянулся на него, пояснил: — Похоже, в один из сезонов паренёк оказался на пути у ветра, который приходит с юга. Не сумел увернуться от кляксы ким-стэгата. Таких здесь называют «хлебнувший чернил».
— Вот до чего дошли вы! — Старик вскинул руку и указал на храм. — Мало было вам прочих знамений, мало было Разлома! Допустили вы оскверненье дома Рункейрова — вот и треснула статуя Его! И что же? Нынче один из врагов наших, злокозненный разрушитель мира, обучает детей ваших!
— А это уже интересно, — всё так же негромко сказал Хромой. — Ну-ка, Ярри, живо в храм. Вам, наместник, я бы посоветовал, как только станет совсем горячо, сделать то же самое, но догадываюсь, чт о вы мне на это ответите. Поэтому — хотя бы позаботьтесь о бумагах, — он дёрнул плечом, на котором висела переполненная корзина.
— По-моему, вы сгущаете… — Сиврим замолчал. На него смотрели горожане, на него и на Хромого — хмурые тусклые взгляды: страх, и ненависть, и отчаяние, и желание любой ценой избавиться от угрозы, о которой возвещали колокола. Дорожная пропылённая одежда, фартук мясника, платья дешёвых шлюх, испачканные мукой руки хозяйки, кружка пива в грязной ладони, щетинистые подбородки, полуобгрызенный липкий леденец…
Звон колоколов застал их врасплох. Звон колоколов и кликушество старика.
— Разве сомневались Праотцы, когда вымарывали гарров из Палимпсеста? Разве взвешивали Они и медлили? Потому лишь и живы все мы, что в трудный час решительны были Те, Кто создал нас! — Старик горестно вздохнул. — Да стоило ли создавать таких, как мы?! Бесцельны, безвольны, простодушны! Привечаем врага в доме своём — и в храме Рункейровом! А ведь — как знать? — может, судьба наша зависит от малой малости. Зорко глядят с небес создатели, судят бесстрастно. Может, этот вот враг, что нынче допущен во храм Рункейров, последней каплей в чаше терпения оказался, искрой роковой, возжёгшей костёр всеочищенья! Может, ветры, приходящие с юга, ищут алаксара? Отдать его им — и уймутся! Отдать! Пусть унесёт с собой все грехи прежнего мира, пусть очистит наш город и нас самих!