Выбрать главу

— Проклятье! — Это Голенастый первым добрался до башни. От стены к ней протянулся небольшой мостик-пандус, и Голенастый уже взбежал по мостику…

…до запертой, гаррова сыть, двери!

— А ты чего ждал?! — процедил Хродас. — Что всё нараспашку: здрасьте, «скоморохи», заходи по одному?! — Он отошёл к краю парапета, запрокинул голову и, приставив руки ко рту, рявкнул: — Эй, на башне! Эй! — Жилы у него на горле вздулись, казалось, вот-вот лопнут. — Сбрасывай верёвку, не тяни, а то поднимусь и сам натяну — жопу на уши! Шевелись! — Заметил, что Сиврим глядит на него, и ухмыльнулся: — В бою по-другому нельзя, наместник. Учись. — Снова запрокинул голову… и осёкся.

У самого края, сложив руки на груди, на них кто-то глядел. Чёрный силуэт на фоне зарева; не мальчишка, но и не раненый — иначе как бы он мог стоять на ногах?

Алаксар.

«Вот и всё, — понял Сиврим. — Какой удобный случай поквитаться сразу с нами обоими. Даже если потом кто-нибудь выживет… сказать, что просто не было ни верёвки, ни лестницы. И всё».

— Нэзисгарово отродье, — вполголоса выругался Росиндулт Юбочник.

Алаксар в последний раз взглянул на них, отвернулся и ушёл.

— Ничего, — сказал Железнопалый, — пробежимся до Надвратной, ноги не оторвутся.

— Надвратную не укрепляли, — тихо произнёс Голенастый. — Времени на всё не хватало, поэтому сговорились насчёт Дозорной. В Сеновальной и здесь — только на самом верху по комнате оборудовали, для раненых. Хотя… — Он не стал продолжать, все и так понимали: в таких комнатах взаперти продержишься день-два, не больше. Раненым, впрочем, без помощи Зубодёра больше и не потребуется. — А в Надвратной ни припасов, ни…

Голенастый не договорил: сверху, раскручиваясь, полетела верёвка, хлестнула его по левому плечу.

— Гаррово семя! — сплюнул Хродас. — Ну, чего уставились — живо наверх! Обойдёмся как-нибудь без Надвратной.

Жирный дым валил из пролома — оттуда, где когда-то был пиршественный зал. Языки пламени пока ещё дотягивались до верхней площадки только самыми верхушками.

Хродас постоял у края, поглядел вниз. Сплюнул, качнул головой — то ли разочарованно, то ли изумлённо.

— В общем, так не спустимся, — подытожил.

Алаксар молчал. Казалось, это его не касается.

Он сильно сдал за последние сутки. Удар Досгридрова кинжала не прошёл бесследно, да и возраст брал своё. Черты лица заострились, кожа из молочной превратилась в бледную, почти прозрачную. Глаза сделались ещё более выпуклыми и в то же время как будто провалились в глазницы.

«Сколько же ему лет, — с ужасом подумал Сиврим. — О Праотцы, сколько же ему лет!..»

Здесь всё ещё валялись обломки колокола; на один из них и опустился алаксар. Сидел, бесстрастно глядя в сверкающее белое пламя, которое поднималось над провалом всё выше и выше.

Жар давил на лица, словно плотная нагретая подушка, постоянно хотелось кашлять.

Сиврим помедлил и наконец присел рядом с алаксаром — ноги не держали. Снял крышку, хлебнул из фляги, предложил Хромому и затем передал по кругу. Остальные андэлни разбрелись по площадке кто куда: одни садились, другие попросту валились на каменные плиты. Кнувтоурк Крючок надрезал ножом штанину и молча, сосредоточенно выковыривал остриём лезвия несколько шипов, застрявших в голени. Мохнатый Ивунк прислонился спиной к одной из двух колонн, к которым крепилась когда-то ось колокола; задремал, нелепо вывернув голову. Голенастый, морщась, отстёгивал изувеченный левый наплечник.

Всем им нужна была передышка, пусть даже короткая.

А Сивриму — ответы на несколько вопросов.

— Зачем?

Алаксар молчал. Потом, когда Сиврим уже решил, что не ответит…

— Считайте, плачу долги. По моей вине был расколот колокол, по моей вине не смогли предупредить Врата Пыли. Скоро я всё исправлю.

— Исправите?

— Ночью огонь виден издалека.

Сиврим помотал головой:

— Слишком большое расстояние до Врат. Ничего не получится.

— Убирайтесь отсюда, — сказал вдруг Хромой. — Не ждите. Ещё немного — и будет слишком поздно.

— Как? По воздуху?!

— По мосту. Заодно заберёте мальчишек, а то они вбили себе в голову невесть что и не желают уходить. — Он поднял голову и позвал: — Эй, комендант! Отвязывайте верёвку и крепите её с западной стороны. Спуститесь на мост, а дальше разберётесь.

Хродас как-то странно взглянул на него. Но молча развернулся и пошёл выполнять приказ.

— А всё-таки — зачем? Зачем нужно было всё это собирать, чтобы теперь…

Сиврим почувствовал, как что-то в горле мешает ему говорить, и закашлялся. Он вообразил, как сгорают, превращаясь в пепел, в ничто, книги, которые были написаны века назад. Мудрые, добрые, разные книги. Представил, как уходят в небытие слова, которые могли бы кого-то развеселить или заставить задуматься, слова, в которых мыслители прошлых лет описывали устройство мира, признавались в любви, рассуждали о судьбе своего народа. Всё это было. И всего этого больше не будет. Никогда.

Он заглянул в глаза алаксару и наконец догадался.

— Вы с самого начала собирались это сделать, верно? Всё остальное: обещания кройбелсу, ваши рассказы о мудрости, которая не должна пропасть, — всё было ложью.

— Почти всё, — кивнул Хромой. — Тогда, в Храме, я не солгал. То, что делаю, я делаю во имя любви. Мои жена и дочь погибли из-за этих знаний. И наш Создатель. — Он посмотрел на Сиврима: живые глаза на бледном лице-маске. — Я уже не верю в мудрость власть имущих. Знания, которыми владели заклинатели, слишком опасны — даже в разрозненном виде; Грэлт это ещё раз доказал. Но я всё решил намного раньше. Я узнал о Шэквир вис-Умрахол… точнее, о Шэквир вис-Умрахол Бохас; это потом уже дойхары с харранами сократили название, потому что не понимали нашего языка. А зря. В переводе на всеобщий это название означает «Память о Кровавых Ночах». Там жили заклинатели, которые очень интересовались запретными знаниями — и весьма преуспели в своих изысканиях. Поэтому в конце концов горожане оставили Шэквир вис-Умрахол Бохас… доРазлома. Те, разумеется, кто уцелел. Потом его заселили заново — уже перед самой катастрофой, вот только… — Он помолчал. Неестественно белое пламя уже вздымалось над проломом, выползало наружу, расцветало. — Только не всё из того, что обитало в прежнем Шэквир, сгинуло без следа. Полагаю, и к катастрофе этот город имел самое прямое отношение, но тут ничего доказать не могу… да и не нужно. Из наших уцелевших городов и поселений этот — самый скверный, самый опасный. Я должен выжечь эту заразу, прежде чем она попадёт в руки кого-нибудь, кто слишком умён и не слишком разборчив.

— Но там же были и безобидные знания! Даже полезные — особенно сейчас, после Разлома, когда…

И вдруг Сиврим понял, что же на самом деле его мучает. Книги. С тайным знанием. Утраченным, позабытым.

— Там, — спросил он глухо, — там… — Сглотнул. — Мы смогли бы вытащить Синнэ из призрачного? В этих ваших книгах сказано о том, как…

Хромой медленно покачал головой.

— Поверьте, как раз это не имеет ни малейшего значения.

— Были или нет?!

— Были — и нет. — Отвернувшись, он смотрел на сверкающее пламя. — Что вы знаете о призрачном мире, наместник? Басни, легенды. Вы бы не спасли её — и никто бы не спас.

— Не боитесь? — зло спросил Сиврим. — Решать вот так, за всех, — не боитесь? Хорошо, пусть, ладно, мы бы не спасли её — и никто бы не спас. Но там, в огне, сколько всего, что могло бы помочь живым? Вы же сами говорили… ей говорили про знания, которые…

— Говорил, — Алаксар протянул руки к языкам пламени, как будто хотел согреться. Те качнулись и вдруг заплясали бойчей. Сиврим закашлялся, отшатнулся. — Я говорил, — повторил Хромой, — и не лгал. Действительно собирался кое-что из отобранного привезти в столицу. Сортировал, каталогизировал… Да вы сами видели. Если бы всё обернулось по-другому… Но так даже лучше. Надёжней. В конце концов, знания не бывают полезными или вредными, это те, кто их использует, делают их такими. Ум здесь не играет роли — только этика, мораль, — то, что зависит от душевного развития. Вдобавок… ну вы-то, наместник, уже должны были понять: даже благих намерений бывает недостаточно. Помните, я говорил вам о том, что общего между стариком и юношей? Так вот, есть ещё одно: все мы совершаем ошибки. Большие или меньшие — но совершаем их всегда. — Он усмехнулся: — И это даже обнадёживает.