— Тебя мама не учила, что ли?
— Не трогай мою жизнь, — сухо вспыхнула навья, — я мертва. Родителей не помню. Меня изнасиловали, утопили связанную и сделали нежитью, не начинай.
Я вздохнул, вспомнив случай, произошедший, когда мы во время ремонта в городке жили на съёмной квартире. Тогда к нам пришли свидетели Иеговы проповедовать. Надо было видеть из лица, когда дверь открыла обнажённая бледная и худая девушка. С длинных, до самого пола, чёрных волос текли струи воды, на непрошенных гостей смотрели белёсые выцветшие глаза, немигающие как у змеи, а в коридоре с потолка на них смотрела сотня очей растёкшегося там Мягкой Тьмы и три ночницы. Один из свидетелей, заикаясь, спросил воды. Оксана отжала волосы на бетон лестничного пролёта и спросила, мол, хватит утопиться? Кажется, один из этих сектантов ноги сломал, убегая по лестнице.
Я снова толкнул вилку, а потом увидел ещё одно действующее лицо. Ольха, находящаяся сейчас в облике человека, подскочила к столу и с широкой улыбкой пододвинула мою тарелку к себе. Она поджала губу, рассматривая мой расползающийся ужин, а потом схватила кусок говядины и стала чавкать им с огромным аппетитом. Конечно, всё что творилось с едой, было хорошим мороком, реалистичным на вкус, по запаху и на ощупь, но желание поесть отбивало сразу. Зрелище того, как ребёнок уплетает кусок плесневого мяса, заставил поморщиться. Лесавка доела мою пайку и оглядела стол в поисках ещё чего-нибудь вкусного, а не найдя, так же беззаботно убежала восвояси.
Зато проявился из воздуха дед Семён. Домовой деловито осмотрел кухню, а потом выставил вперёд правую руку и зажмурил левый глаз. Он развёл большой и указательный пальцы, измеряя что-то, понятное только ему.
— Дед, ты хотя бы скажи этой нудистке, чтоб не ходила в чем мать родила.
— Я хожу, в чем умерла. Я… — возразила Оксана.
— Да, я помню. Уже сто тысяч раз слышал. Надоело. Хотя бы саван накинь, — скорчил я мученическую физиономию, стараясь не опускать глаза ниже подбородка навьи. Но глаза сами пробежались по двум бледным грудям второго размера с сосками такого цвета, какой бывает у людей до посинения плескающихся в ледяной воде. Взор поднялся выше и остановился на совершенно белом шраме под левой ключицей, оставшемся от поражения серебряной пулей. Раны от обычного оружия на ней заживают без следа, и только это напоминает о тех днях, когда закрыл собой удочерённую русалку от выстрелов снайпера.
— Саван в стирке.
— Он у тебя всегда стирке. У тебя их десять штук на все случаи жизни, и не один не используешь. Всё лежат стопочками с бирками, по какому поводу они предназначены.
Несмотря на достаточно привлекательную фигуру утопленницы, распускать руки чревато. Александра, как экстрасенс высшего порядка, за сто километров почует мои поползновения и сразу позвонит на сотовый телефон, дабы, вежливо стиснув зубы, напомнить о себе. Если другая девушка попробует обратить на меня внимание, то порча лёгкого типа, например со слабительным эффектом, конкурентке гарантирована.
Оксана же действительно труп, и потому не проявляет никаких сексуальных рефлексов, исключая повод для ревности и скандалов. В моей команде, как известно, было ещё две совершеннолетние особи женского пола, но Света сосредоточила своё внимание на Сорокине, а Ангелина мужчинами не интересуется в принципе. Для неё мы все просто приматы.
— Дед, — повторно обратился я к домовому, — повлияй.
— Некогда мне, — ответил старец. — Я к переезду готовлюсь.
— К какому?
— В крепость.
— Дед, во-первых, её ещё не построили, а во-вторых, я ещё ничего не подписал.
— Во-первых, построят, а во-вторых, я тебе не домовой более, если не поедешь, — насупившись, ответил дед Семён.
— Дед, чего я не понял?
— Я бумаги глянул.
— Они в сейфе. И зачарованы от подсматривания.
— Да ладно тебе. Мы с Ангелиной вскрыли. У неё все твои пароли есть и ключи от заклинаний.
— Да чтоб вас, — выругался я.
Во мне опять проснулось желание хоть чуть-чуть побыть одному. Даже на спальню приходится кучу чар навешивать, что можно было уединиться с Александрой. А теперь они и до сейфа добрались.
— Мне чин дают, — повысил голос домовой, — и паспорт. Я теперь не голь запечная, а цельный прапорщик.
— Шурочка и Ангелина против будут.
— Не будут. Они говорят, что теперь ты не будешь шарахаться по смертельно опасным вылазкам, а сядешь на спокойную штабную работу под защитой цельного войска. Она тебя за шкирку утащат и не спросят.
— Что ещё ты там вычитал?