Пройдут годы, десятилетия, об Отечественной войне будут рассказывать последние седые ветераны, ее участники, наш народ будет жить мирными заботами и делами, но я никогда, никогда не забуду тебя, Георгий, и не просто буду вспоминать, а буду приходить к тебе с исповедью. Не ошиблась ли в чем-то, не отошла ли от высоких идеалов, завещанных тобою? До конца ли я остаюсь активным бойцом нашей партии? Об этом ты будешь судить сам.
...Георгий погиб, никого не выдав из своих друзей. Подпольный райком комсомола продолжал работу. Возглавил его Александр Подласов.
44
К Третьяку пришла Елена Пономаренко, выполнявшая обязанности связной подпольного горкома комсомола, и сказала:
— Я от Олексы. — Педантично придерживаясь правил конспирации, она всегда называла Ивана Крамаренко его подпольной кличкой. — Он хочет завтра встретиться с тобой. Время и место встречи: десять часов утра на евбазе[6], у аптеки.
Вид у девушки угнетенный. Третьяк это заметил.
— Тебя что-то тяготит, Лена?
— Все время думаю о Вале. Хоть бы весточку подала. Прошло больше двух месяцев как ее взяли.
— А за себя не боишься?
— Валя не выдаст.
— Не Валя, другие... Ничего подозрительного вокруг не замечаешь?
— Кажется, нет. Все как обычно.
Да, Валя Прилуцкая действительно никого не назвала из своих товарищей, как ее ни пытали в застенках гестапо, требуя показаний, однако нашлись другие, и через них Елене Пономаренко придется изведать страшный ад Освенцима.
Девушка собралась уходить, поинтересовалась:
— Будут какие-нибудь поручения?
— Пока нет.
Они попрощались...
На условленное место Иван прибыл в полицейской форме, с наганом. Встретиться должны были в десять утра, а он опоздал. Свое опоздание пояснил тем, что по дороге возникли «непредвиденные обстоятельства».
— Ты еще не сменил квартиры? — был его первый вопрос.
— Подыскиваю.
— Не тяни с этим. Адрес сообщишь через Лену.
— А какова вообще ситуация? — спросил Третьяк.
— Плохая. Провалы везде.
Держался Иван как-то странно: при разговоре отводил глаза в сторону. Явно нервничал. Это была уже не растерянность, которую он проявил после ареста Коли Охрименко, а нечто иное. Какая-то внутренняя сумятица, граничащая с моральным распадом.
— Олекса... — Третьяк умышленно назвал Ивана его подпольной кличкой. — Это все, что ты хотел мне сказать?
— Все. — Он так и не посмотрел Третьяку в глаза. — Не забудь же сообщить свой новый адрес.
— А зачем, собственно, он тебе нужен?
— Ясно зачем. Для связи.
Будто опасаясь дальнейших расспросов, Крамаренко торопливо протянул руку и пошел.
Обойдя Галицкий рынок, Третьяк направился вдоль Брест-Литовского шоссе. Решил навестить Поддубного, обсудить с ним сложившееся положение. «Иван что-то скрывает, — размышлял по дороге, анализируя свои впечатления от встречи с Крамаренко. — Не таков он, как был до сих пор. Все, все в нем настораживает. Предлагает немедленно перебраться на новую квартиру, а чем это вызвано — не говорит. Ни слова не сказал о Вале, что особенно странно. Плутоватый взгляд. Неужели изменил?»
Ужаснулся при одной только мысли об этом, но она уже проникла в его сознание, засела в голове как заноза. Могли же стать христопродавцами доцент П., которого уничтожила Валя, мерзкий, коварный Шефер с Шулявки, выдавший, как выяснилось позднее, Колю Охрименко, — с ним уже рассчитались. Таких иуд единицы, но они очень опасны. Не пошел ли по зыбкой тропке Иван?
Деревянный двухэтажный домик вдалеке, где проживал Арсен Поддубный, показался Третьяку спасительным островком в море, тем берегом, который нежданно вырос на пути пловца, уже выбивавшегося из сил.
Встретились, как всегда, по-братски тепло.
— Он вызвал тебя только затем, чтобы посоветовать сменить квартиру? — спросил Поддубный, выслушав рассказ Третьяка о его встрече с Иваном.
— Получилось именно так.
— Загадка...
Все долгие месяцы работы в подполье Поддубный всегда был настроен оптимистически, был по-мальчишески беззаботным, словно забывал, что они ежечасно рискуют жизнью. А последнее время и он заметно изменился, стал более сдержан и сосредоточен, еще сильнее привязался к Третьяку, дорожил его дружбой; очевидно, так держатся друг за друга альпинисты, идущие по уступам над пропастью. После ареста Вали Прилуцкой он мимоходом обронил фразу: «Мы за ними охотимся, а они за нами», высказал ее просто, с наивным удивлением, будто эта мысль пришла ему в голову только сию минуту.
6
Еврейский базар. Так киевляне называли Галицкий рынок. Сейчас на этом месте — площадь Победы.