Выбрать главу

— Одесса скоро! — сказал хозяин и покосился на девушек.

Лена поняла: он сомневается в том, есть ли у них документы. Ну что ж, можно ему их предъявить. Или не стоит испытывать больше судьбу — проститься с хозяином и попытаться проникнуть в город, обойдя заставу стороной.

Лена подошла к подводе вплотную, заглянула в неё, пошарила между мешками и вдруг вскрикнула:

— Стой!.. Стой!..

Хозяин испуганно натянул вожжи и обернулся.

— Чего там ещё?

— Пальто моё пропало! — дрожащим голосом сказала Лена.

— Куда ему деваться? Посмотри получше между мешкали — посоветовал хозяин.

— Нету!..

— Не может быть, Ленка! — подбежала к ней Надя; её сильные руки приподняли один мешок, другой, третий. — Где-то оно здесь. Просто завалилось! Я сама недавно его видела.

Но пальто исчезло. И — самое страшное — вместе с ним исчезли все документы; ведь Лена хранила их во внутреннем кармане пальто. И надо же было ей снять его по дороге! Лучше бы шла в пальто, изнемогая от жары.

«Дура! Растеряха!.. Какая из тебя разведчица?» — ругала себя Лена, еле сдерживая слёзы. И вдруг ещё больше всполошилась — вспомнила, что и Надины документы, торопясь скорее в путь, сунула вместе со своими, когда в Свердлове ей их отдал солдат.

— Куда же оно девалось? Кто его взял? — повторяла она дрожащим голосом. — Надино-то пальто цело!..

— Не иначе как стащил тот, что капустой хряпал! — сказал хозяин. — Никто другой и не подходил. Вот чёртово отродье! Все воруют!..

— Что же теперь делать? — тяжкое ощущение непоправимой беды придавило Лену, и она, точно сразу потеряв силы, привалилась к телеге.

— Беги назад! — сказала Надя. — Далеко он уйти не успел. Не больше как километра два. Догонишь.

Сколько человек может вынести? Шагая по дороге, Лена мечтала только об одном: скорее бы добраться до Одессы. А там кинуться на первую попавшуюся скамейку и сидеть, сидеть, сколько захочется!..

А теперь она снова бежит по щербатой дороге, догоняя вразброд идущих солдат, и, поравнявшись с ними, испытующе оглядывает их мешки и свёртки.

Высокие, низкие, толстые, тонкие, даже хромые, но среди них нет того, с подбритыми чёрными усами, которого она хорошо запомнила. Наверно, где-то свернул в сторону!.. Лена пыталась объяснить нескольким солдатам, напомнившим ей его попутчиков, кого она ищет, но те в ответ только мотали головой:

— Ну вынцеледжем!..[2]

Дорога, кусты, небо — всё, что было вокруг, скрылось из её глаз. Лена видела только руки солдат, которые могли держать её пальто…

Никогда в жизни ей ещё не приходилось испытывать такого острого, безнадёжного отчаяния, как сейчас. Потерять всё в момент, когда, казалось, цель уже достигнута! Оказаться в ещё худшем положении, чем при проверке документов в деревне. Тогда можно было откупиться! А куда деваться без документов? Кто поверит в ту историю, которую девушки станут рассказывать?!

Лена остановилась только тогда, когда вдалеке показались знакомые домики Свердлова, а на пустынной дороге уже некого стало догонять.

Что же ей теперь остаётся делать? Возвратиться в то место, где закопана рация, и ночью передать в штаб о случившейся беде? Но, для того чтобы сфабриковать новые документы, потребуется немало времени. Да и кто их сюда доставит? Нет, нет! Это глупая мысль. Нужно самим искать выход…

Лена побрела назад, навстречу Наде. Сбитые ноги кровоточили, но она не чувствовала боли.

Лена не прошла и нескольких сот метров, как вдруг из-за поворота дороги показалась Надя. На ней было надето пальто, а в руках она несла узелки — свой и Ленин. Рядом с Надей шёл румынский солдат. Лена узнала их утреннего знакомого. Да, конечно, это тот самый солдат, который взял у них деньги!

Лена перевела дыхание. Ведь он может подтвердить, что видел их документы! А это уже облегчит положение!

Когда Надя и румын приблизились, Лена услышала, что об этом у них как раз и идёт речь. Надя убеждала солдата дать им справку о том, что у них были документы, но тот отмалчивался. Эта встреча, напоминавшая о его не совсем законной операции, ему, видимо, не очень нравилась.

Но девушки упрашивали его с такой горячностью, что он наконец согласился отвести их к коменданту и подтвердить тот факт, что сам проверял их документы.

Приближаясь к Свердлову, солдат прибавил шагу, ему не хотелось, чтобы встречные считали его как-то связанным с этими девушками, которые идут в одном с ним направлении.

— Что же будем говорить? — тихо спросила Надя у Лены.

— Повторяй одно и то же — едем из Мариуполя! А если будут допрашивать по одиночке и скажут, что я в чём-то призналась, не верь!

— И ты не верь! — проговорила Надя.

Казалось, ещё совсем недавно худенькая белокурая девушка в детском саду купала детей, водила на прогулку крикливый ребячий выводок, и скажи ей тогда, что совсем скоро наступит день, когда она станет разведчицей и будет идти под конвоем вражеского солдата, а мысль её будет напряжённо работать в поисках выхода из почти безнадёжного положения, она никогда бы не поверила…

«Да, но если в комендатуре начнут избивать, выдержит ли Надя?» — подумала Лена, но вслух этого не произнесла.

О себе она не думала. Ей казалось, что у неё-то хватит и сил и воли пройти через все испытания. А кроме того, её не покидала уверенность, что всё должно обойтись счастливо. Почему? Она не смогла бы на это ответить. Наверно, потому что она была ещё в том возрасте, когда мысль о гибели кажется совершенно невозможной.

Глава четвёртая

АРЕСТ

Это был первый румынский офицер, которого они увидели. Затянутый в мундир со многими разноцветными нашивками на груди, он стоял у сломанного забора, полный сознания собственного достоинства и картинной красоты.

Румынский офицер не шелохнулся, когда солдат, приблизившись, отдал ему честь. Только слабо, словно из последних сил, взмахнул рукой, но, не донеся до козырька фуражки, устало опустил её вниз.

— В чём дело, Манолеску? — спросил он, видя, как две незнакомые девушки приостановились невдалеке. — Кто они? Ты проверял у них документы?

— Проверял, домнул лакотинент![3]

— Ласо.[4] Так что им надо?

Лена поняла, что это и есть комендант. Раздумывая о том, каких неприятностей можно ждать от этого до краёв наполненного сознанием собственной власти офицера, девушки медленно направились к нему.

— Ну, что вы там топчетесь? — грубовато сказал он, довольно чисто произнося русские слова. — Вы откуда?

— Из Мариуполя, — ответила Лена, комкая в руках узелок. Офицер оглядел девушек критическим взглядом. Пёстрые, мятые платья, спутанные ветром волосы вызвали ироническую улыбку.

Он коротко расспросил их об обстоятельствах дела. Манолеску подтвердил, что действительно утром проверял у них документы и они были в полном порядке.

— Так! — сказал офицер. — Очень нехорошо!

— Вы дадите нам справку? — робко спросила Лена.

— Я должен снять с вас допрос! — сказал он, недовольно взглянув на Манолеску, который, козырнув ему, бросил на девушек выразительный взгляд, как бы напоминая, что они теперь снова перед ним в долгу.

Когда Надя закончила свой рассказ, лейтенант на минуту отложил ручку, позвонил куда-то, долго по-румынски с кем-то объяснялся, а потом досадливым движением бросил трубку.

— Я пошлю вас в районную жандармерию, — сказал он, постучав пальцами по краю стола. — Вами будут заниматься там!

— А куда идти? — спросила Лена.

— В Кремидово. Там русский начальник жандармерии.

Начальником жандармерии Кремидова действительно оказался русский, по фамилии Левандовский.

вернуться

2

Не понимаем! (румын.)

вернуться

3

Господин офицер! (румын.)

вернуться

4

Хорошо (румын.).