Выбрать главу

Обведенное светом свечи, худое, узкое лицо чеченца висит в тишине комнаты, изредка с осуждением покачиваясь из стороны в сторону:

— Безбожник! А почему ты не веришь в Бога? Ни в своего, ни в чужого?

Плюс снова втыкает вилы в эту волнующую давнюю тему: почему я ни во что не верю? И я вновь пытаюсь разобраться в самом себе:

— Понимаешь, сложно ответить на то, в чем я сомневался всю жизнь, на тот вопрос, который был непонятен для меня в самой своей сути: есть ли Бог вообще? Кто он для меня, создатель или сторонний наблюдатель? Почему он никогда не заставил меня поверить в свое существование? Ни разу, за целую прожитую мною жизнь. И неважно, какая она у меня, короткая или длинная. Я ведь когда-то так издевался над ним, не отошел от этого и сейчас. В самые опасные, в последние минуты своей жизни я никогда не просил прощения, а наоборот, показывал кукиши небесам и говорил: «Хрен тебе! Мы еще поживем!» Почему я не был за это наказан смертью?

Плавающее во тьме лицо приближается к свету:

— А ты не думал, что был просто наказан за это жизнью? Жизнью, в которой ты который год мечешься между всеми этими войнами и никак не можешь найти самого себя. А может, он не наказал тебя потому, что изначально милостив. Потому что ждет, что ты поверишь. Бог все может простить. Все, кроме неверия. Поверь, пока не поздно!

— Я — атеист, Плюс. Бог получил отставку в моем сердце, еще не войдя туда своей милостью. У меня никогда не было Бога, я никому не мог доверить свои беды, грехи, слезы и раскаяния, кроме собственной души. Все это я ношу в ней, и душе не нужно постороннего советчика. Знаешь, я задавал себе уже твой вопрос о наказании за свое неверие жизнью и пришел только к одному заключению: мне кажется, что вся битая-перебитая моя жизнь и есть путь к истиной вере, и есть убеждение того, что кто-то несет мою судьбу через все смертельные пороги невредимой и нетронутой. Сколько уже здесь?.. А у меня ведь даже ранения ни одного нет, ни одним осколком, ни одной пулей не отмечен. А вдруг действительно так, что все эти испытания посланы свыше и призваны только к одному — заставить поверить. Да вот только я боюсь убедиться в этом. Я боюсь, что в тот момент, когда впущу в мятежное и пустое свое сердце Бога, он восторжествует и сочтет нужным отозвать прозревшую наконец душу. Иначе говоря — я погибну этим же днем.

— А ты думал о том, что потеряешь и приобретешь потом?

— Да, много раз думал, что именно потеряю и приобрету после смерти. Терять-то, в сущности, нечего. Моя жизнь давно уже не является для меня чем-то ценным. Я изжил себя и не просто не жду чего-то от жизни, а даже не хочу ее будущего. Когда я уезжал сюда в первый раз, то знал, точно знал, что вернусь, и я хотел вернуться, во второй раз я хотел вернуться, но не был уверен, что вернусь. Но вот совсем по-другому вышло теперь; я уверен, что вернусь, но не хочу возвращаться. Что такое смерть? Избавление от жизни, в которой уже незачем жить, в которой все давно прожито, а лучшего уже не будет. Вот и ты спрашиваешь, что я приобрету после смерти. А какая разница, что будет после?!. Какой смысл думать о будущем, если нет настоящего? В твоей, мусульманской, религии обещан вечный рай, в моей, христианской, тоже обещан рай. Но разве это причина, чтобы поверить? Разве есть какая-то другая жизнь, кроме обанкротившейся этой? А если бы и была, думаешь, кто-нибудь здесь остался надолго?

— Да нет же! Эта жизнь и есть испытание для всех живущих! Это то испытание, на которое они обречены с рождения и для которого родились на свет. Это не просто и не только испытание, а нечто большее, это преддверие рая, который тоже нужно заслужить. Заслужить верой. И заслужить здесь. Ты зря мыслишь о смерти. Ее нет в религии как таковой, ибо человек вечен и смерть есть лишь продолжение его жизни.

Я продолжаю возражать:

— Не слишком ли много одинакового обещают все религии мира: вечный рай после жизни?! Какой от них толк, от этих религий, и какая в них вера, если они не могут дать ничего обещанного при самой жизни? Неужели они требуют обратить на себя внимание только для того, чтобы, уходя из жизни, уйти из нее в вере? Зачем мне такая жизнь и такая вера? Я больше верю в смерть, чем в жизнь. Я сам своим сознанием дошел до этой религии — религии смерти. Такой религии, которой по крайней мере ничего не надо доказывать в самой жизни, ни в чем не надо клясться, в ней ничего не надо терять, оплакивать и жалеть этих потерь, в ней не нужно разрываться между сотнями сомнений, поверить или не поверить, а если поверить, надеяться на что-то и ждать милости от Бога. Мне не надо ни милости, ни пощады от него. Давно уже ничего не нужно. Когда-то я верил в жизнь, а вот теперь верю в смерть и надеюсь, что она не обманет меня в своем успокоении, так как смерть и есть одна большая надежда на покой от усталости жизни. Я так устал, так вымотался за недолгую свою жизнь… Для чего ждать от нее чего-то еще? Разве может еще что-то произойти в ней хорошего и светлого? Уже нет. Все давно в прошлом. И это прошлое не вернуть. Поэтому для меня и нет будущего, поэтому и нет веры в такую жизнь, что она уже не сможет больше принести ничего нового…