Александр Викторович всё это знал. Он не раз слышал те речи, какие сейчас велись повсюду в посёлке. Ведь и сам когда-то вот так вот гулял воскресными вечерами, ведя расслабленные беседы с кем-нибудь из знакомых.
«Саша, слышал что-нибудь про Гимзана и партнёров?»
«Нет», – придавая своему ответу налёт скуки, Александр Викторович тем временем внимательно слушал.
«Говорят, что у них всё плохо».
«Насколько?»
«Сегодня сам Гимзан встречался с банкирами договариваться о реструктуризации долга».
«Хм, занятно. Ему дали?»
«Не думаю, сам знаешь – время такое, что благотворителей не осталось, тем более среди банков. Это мы ещё держимся», – намекая на усилия по поддержанию детского приюта, попутчик кивал головой в его сторону.
«Мда. Я всегда говорил, что это лишний актив. Никакие репутационные дивиденды он уже не приносит. Первый год о нём ещё писали, но не теперь. Пора уже давно закрыть».
«Ах-ха, – довольно смеялся ещё один попутчик, – это всё так, но я вижу что вы и половины не знаете. Когда кто-нибудь из вас видел Гимзана здесь в последний раз?»
«Давненько, я слышал от его жены, что он перебрался временно в город, уладить кое какие дела, они у них неважно шли уже несколько месяцев».
«Перебрался? Брось! Да они продают тут дом и кому? Шаталову! И нет теперь больше Гизмана и партнёров, есть Шаталов и партнёры!»
«Вот это поворот!»
Вспомнив этот и ещё с сотню таких же диалогов, Александр Викторович истерично засмеялся, имитируя то чувство радости, какое наполняло всякого от новости, что кто-то издох, выпал из обоймы, обанкротился, потерял всё.
«Теперь это я!» – с болезненным удовлетворением думал он.
Троица местных богаче прогуливаясь, проходила мимо дома Александра Викторовича.
«Ах-ха! Ты и половины не знаешь! Все его сделки подмяли под себя Царский, Логинов и Уфимцев. Я видел сегодня самого мистера Ф. Он прилетел на своём самолёте из Лондона, чтобы разобраться в происходящем».
«Серьёзно, серьёзно».
«Конечно, серьёзно! Я бы на его месте не стал бы «находиться», слишком уж не вовремя пропал».
«У него должен быть веский повод своего отсутствия, чтобы попробовать вернуться в дело. Там сделок на несколько миллиардов и все они уплыли! Чёрт, да об этом никто и никогда не забудет. Видел, как акции провалились?»
«Само собой, утром глянул. Богатейшее пиршество для медведей».
«И само собой для тебя».
«Само собой, небольшой куш поимел».
«Да, кто бы мог подумать».
«Кто бы мог».
«Ха!»
«Ха!»
С утра до вечера Александр Викторович, воспроизводил эти диалоги у себя в голове, как заевшую песню с радио. Избавиться от них не было никакой возможности.
Строительство гостиного дома встало. Жена взяла отпуск, не в силах ходить на работу. Каждый день она сидела в зале, вздрагивая от всякого звонка. Спешила взять трубку и каждый раз прикладывала ко рту бледную ладошку, точно ожидая услышать самые плохие вести. Оля никогда не отличалась смуглотой, боялась солнца, оставляющего на коже страшные ожоги, но сейчас она стала точно фарфоровая.
«А какие для тебя плохие вести, Оля?» – задавался вопросом Александр Викторович, отходя от окна с биноклем.
«Какие?! Да, деньги же! Они уже пропали, тают, как и ты, моя дорогая».
Будто избивая себя домыслами об алчности жены, о её любви к деньгам, он пытался вырваться из невидимых пут в плену которых оказался.
Беглец каждый день всматривался в окна своего дома украдкой, как вор, даже хуже – как предатель. Нервные смешки теперь часто вырывались из него судорогами чего-то умирающего. Каждую ночь, побираясь на помойках огромным излишеством еды, заказываемой в ресторанах соседями и никогда не доедаемой, он с болезненным чувством полусумасшедшего прогнозировал тысячи разных исходов создавшегося положения. Он начал ждать любовника Оли.
Откуда Александр Викторович взял, что он должен быть? Он просто появился в бреду воспалённых чувств и прочно занял мысли беглеца. Появился, как защитная реакция эгоизма, чтобы не смотреть в сторону истинной причины, почему он оказался здесь. Ведь не могла Оля всё время, пока он работал, ждать его. Она должна была веселиться, как и он сам время от времени позволял себе расслабиться. Значит должен быть любовник, а он должен его выследить.
Однако проходили дни. Часто приезжала Олина мама, они подолгу сидели в гостиной, не о чём не разговаривая. Просто были вместе, разделяя на двоих постигшее несчастье. В те же дни, когда Оля оставалась одна – её мама посменно работала медсестрой в областной поликлинике – никто другой к ней не приезжал. И всё так же, по привычке, каждый вечер она готовила ужин на двоих. Никто к ней не приходил.