Александр Викторович начал злиться.
Злиться от того, что дурная пелена самообмана покидала его. Самообман недолговечен и как его не удерживай в себе, со временем рассеется, как дым от пожара, открыв взору оставленное после себя пепелище.
Тик-тик.
Время сыпалось, словно песок сквозь решето, оставляя внутри него только крупные камни, крупные события жизни, яркие воспоминания, остальную жизнь рассеивая золотой пылью на ветру.
Тик-тик. Тик-тик.
В одно утро – первое утро, когда прохладный воздух снаружи коснулся беглеца, напоминая о том, что близится конец лета, – Александр Викторович почувствовал, как его внутренние псы: гордыня, себялюбие, жадность, эгоизм, жестокость – все они замолчали.
«Что это?» – вслушиваясь в покой внутри себя, не до конца очнувшись ото сна, спросил он себя.
«Что это?»
Беглец рывком сел.
«Она любит тебя» – с ударением на последнее слово ответил он на свой вопрос.
Потрясающий эффект произвело на него это признание. Сам он давно забыл, что можно любить как-то иначе, нежели чем за свои заслуги, за приобретённую власть.
Беглец не подозревал, что это было затишье перед ночью внутренних страхов, вставших в полный рост, когда он будет кусать свои губы и скулить, извиваясь на полу, чувствуя как ото всюду его подпирают конкуренты, откусывают от него плоть.
Да, он сдал.
Он теперь не тот успешный финансист, способный сожрать любого, способный почувствовать запах наживы по малейшей ранке и растерзать её так, что жертва падала от потери крови, а он упивался хлынувшим зелёным потоком.
Тогда кто же он?
Раньше он был тем, кто имел свой собственный этаж в крупнейшей инвестиционной компании мира, он был тем, кто держал паркер в руках, когда подписывал финансовые документы и узнавал время по часам, стоимостью в двадцать лет работы многодетной семьи. Он был владельцем роскошных автомобилей со «звёздным потолком» внутри и кремовой обивкой сидений, крепкого рукопожатия и располагающего, но каменного взора; он был тем, кто играл по выходным в гольф со своими боссами, а отпуск проводил с ними же на яхтах, пристав к личным островам.
«Ты провернул отличную сделку!» – слышал он со всех сторон.
«Отличную сделку! О-отличную!» – вторил мистер Ф. выглянувший из-за шкафа.
«Ты уничтожил их! Выручка божественная!»
«Спасибо, спасибо, – кланялся Александр Викторович, – но я лишь слегка пустил кровь, а они не смогли приложить вату с перекисью, чтобы остановить её».
И смех, смех кружился каруселью вокруг. Да, он был игроком, успешным и жестоким. Хотя теперь понимал, что наркоманом, калечащим свою душу.
Под утро Александр Викторович пришёл в себя. Костюм его уже давно превратился в лохмотья, усиливающиеся холода пробирали до костей. Выпив из пластикового бидона воды, он уснул, завернувшись в лохмотья старого пальто.
Ночь, день прошли бесследно за быстротечностью сна.
Вечером, когда беглец проснулся было уже темно. Испугавшись вдруг, что Оля, его Оля куда-то могла уехать днём и навсегда оставить дом и его в одиночестве, Александр Викторович прильнул к окну.
Не сразу он увидел свою жену. Дом стоял погруженный в темноту.
Оля был на улице. Александр Викторович с облегчением узнал её силуэт.
Никогда, никогда до этого он не видел её такой, какой увидел сейчас. Она стояла на крыльце, держала в руках полную чашку с чаем и смотрела куда-то вперёд и вверх. Беглец попробовал было посмотреть в ту же сторону, но не смог, мешало окно, сузившее его жизнь до небольшой части мира. Хотя казалось, что из него видно многое, но самое главное сейчас – куда смотрела его жена – находилось за рамками.
Тогда он вновь перевёл взгляд на Олю, на свою Оленьку. Кажется он даже дышать стал бесшумно, чтобы услышать её запах. Смотрел на неё всё время, все несколько минут, пока она стояла на крыльце. Затем холод, разлившейся по улице и поселившейся внутри неё, кольнул сердце. Оля вздрогнула. Александр Викторович вздрогнул вслед за ней. Быстрыми шагами она скрылась за дверью.
На следующий день она пошла на работу. Теперь Александр видел свою женой совсем иной, чем прежде. Она предстала перед ним без кокона дорогих одеяний, какими он её сам же от себя и отгородил. Он увидел её такой, как в первый раз в институте, на втором курсе. С широко распахнутыми, чёрными, как смоль глазами, мраморной кожей, делающую её хрупкой, но невероятно красивой и живым, горячо бьющимся сердцем.
Наличие богатств не испортило её.
Александр понял, что не Оля изменилась сейчас, а каким-то образом, он сам. Впервые за годы посмотрел на свою жену оставив всякие категории успешности.