Иван взял головы Гундыра и бросил в сарай. А девять лошадей привязал к кормушке, полной отборным зерном. Теперь у него уже восемнадцать коней и восемнадцать голов.
Вернулся Иван в избу. Одного брата пнул, другого толкнул, насилу растолкал, братья встали. А как встали, и глаза у них на лоб полезли. Смотрят — нет на избе крыши, нет стены от пола до потолка. Взял Иван братьев за руки, повел их в сарай и показал им коней и головы и рассказал, что с ним приключилось за это время.
Собрались братья сено косить и пошли запрягать лошадей. Федор запряг тройку, Василий — шестерку, Иван — девять коней. Нагрузили возы сеном. Иван говорит братьям:
— Я три ночи не спал, лягу на сене, посплю, а вы последите, чтобы мои лошади не отстали.
— Ну, ладно.
Иван зарылся в сено и заснул. А братья зашептались:
— Давай Ивана убьем. Тогда девять коней нашими будут. И не станет хвастаться Иван, что Гундыров он убил, пока мы спали, и не только девять коней, честь-слава будет нашей.
А Василий-царевич говорит:
— Зачем убивать Ивана. Давай-ка ему ноги отрежем и хватит.
Так и сделали братья. Девять коней себе взяли, а Ивана самого сбросили с телеги. А он после трех бессонных ночей так крепко спал, что ничего не слышал. Братья ему ноги отрубили и ускакали. Проснулся Иван, бормочет:
— Ах, ты, вот беда, ногу отсидел. И братьев нет, ни телеги, ни лошадей не видно.
Но увидел: ноги отрублены, и заплакал.
Потом вытер слезы, взял валявшиеся поблизости ноги и пополз к реке.
— Эх, — говорит, — была бы лодка, или хотя бы плот, даже бревно, чтобы мог я поплыть по волнам.
Смотрит, и впрямь: плывет по реке бревно. И не просто плывет, а к нему приближается.
Сел Иван на бревно и поплыл куда глаза глядят. Плыл он день и два, и три. Глядь, вдали избушка виднеется. А на чердаке у открытого окна стоит красавица, косы по ветру вьются, блестят, будто солнечные лучи. Узнала она Ивана-царевича, принялась ему платком махать.
— Я, — кричит, — тебя и безногого люблю!
Тогда Иван-царевич приказал бревну:
— К красавице плыви, мое бревно!
Только проговорил Иван эти слова, бревно повернуло и остановилось возле самого окошка. Слез он с бревна и стал карабкаться-ползти к избушке. Вдруг оттуда выскочила не девушка, а ведьма. Глянула на Ивана да как закричит:
— Что тебе надо? Это ты убил моего мужа и двух братьев? Ну, берегись!
Понял Иван, что перед ним Ёма, вдова девятиголового Гундыра. А ведьма схватила бедного Ивана-царевича и давай бить. Иван-царевич как может обороняется. Била, била, устала. Потом говорит:
— Ладно, давай отдохнем.
Ёма пошла вниз, чтоб томва-ловва (живую воду) выпить, что силу придает. А с чердака девушка стала кричать Ивану:
— Иван-царевич, Ёма томва-ловва, молодильной воды выпить хочет. Когда она второй раз пойдет отдыхать, я тебе вынесу томва-ловва, ты свои ноги обратно приклеишь.
Вернулась Ёма, и опять стали они биться. Царевича Ёма так и треплет! Туго ему стало.
— Давай же, — говорит он, — отдохнем.
Согласилась ведьма, пошла отдыхать. А в это время девушка спустила Ивану-царевичу кувшин с чердака, и он напился досыта томва-ловва, омыл этой водой свои ноги, они опять приросли и крепче прежнего стали. Допил Иван томва-ловва и стали биться с ведьмой. Схватил Иван-царевич Ёму за косу и давай прутом стегать. Уже побеждать стал ее. Да тут Ёма взмолилась:
— Отдохнем еще час, я схожу еще попью!
И она пошла в подвал.
А девушка кричит сверху с чердака:
— Я дам тебе железный крюк. Если полезет Ёма ко мне на чердак, зацепи крюком сарафан, сдерни ее вниз, и помешай ведьме убить меня.
А Ёма в подвале увидала, что бочонок опустел, живая вода исчезла. Рассердилась ведьма на девушку, поняла, что она воду взяла.
— Как ты смела дать Ивану живую воду! А? — взвизгнула Ёма и бросилась, будто кошка, на стенку. А Иван схватил железный крюк, изловчился, зацепил крюком Ёмин сарафан, сдернул ведьму вниз и бросил в речной омут. Там Ёме и конец пришел.
В это время застучали лошадиные подковы. Побежала девушка, заперла конюшню. Боялась, что конь колдуньи их растопчет…
Вышла красавица к Ивану и рассказала царевичу, как хотел взять ее в жены шестиголовый Гундыр, да она не согласилась. И держали ее Гундыры здесь взаперти на чердаке.
— Ты моя невеста, — сказал Иван, — поедем к моим родителям.
Иван-царевич и девушка положили в лодку меха, золото и добро Гундыров, поплыли на родину Ивана-царевича.
Плыли, плыли, к кузнецу приплыли.
— Ну, — говорит Иван, — что заплатили мои братья?
— Они, — изумился кузнец, — и не заходили.