Выбрать главу

звукам, доносящимся со сцены. Оттуда слышны обрывки куплетов, исполняемых

по-немецки. Пение сопровождается шумом зала, выкриками, свистом.

Отто. Плохо, господа! Очень плохо!.. Так куплеты не поют. Так поют реквием... О боже, и слова путают... Это нарочно? (Фокуснику.) Я вас спрашиваю! Нарочно?!

Фокусник. Трудно им, господин клоун. Аудитория чужая...

Отто (зло). Профессионализм, коллега, в том и состоит, чтобы любую аудиторию делать своей...

Из зала неожиданно доносятся громкий смех и аплодисменты.

Фокусник. Ну вот... Аплодируют...

Отто (удовлетворенно). Значит, когда хотят, могут.

Вновь слышен взрыв смеха.

Браво! Молодцы! Я же говорил: наша публика настроена на веселье, надо лишь нащупать контакт.

Оглушительный свист. В гримуборную вбегают Конферансье, Лютиков и

Поливанов. На них несуразные костюмы - полосатые сюртуки, короткие

панталоны, канотье. Лютиков размазывает по лицу красноватую жидкость.

Что случилось? (Лютикову.) Вы ранены?

Лютиков (утираясь). Помидоры, господин Отто... Кидаются помидорами...

Отто (с усмешкой). А я-то гадал, откуда такой успех? (Снял с плеча Лютикова расквашенный помидор.) Скажите спасибо, что вас не пристрелили на первом же куплете... В чем дело, господин Буркини? Мне были обещаны веселые номера!

Конферансье. Стараемся как можем...

Отто. Плохо стараетесь!.. Запомните, господа, если представление и дальше пойдет в таком же духе, я прерву концерт. И объявлю со сцены, что русские артисты занимаются саботажем. Вы понимаете, чем это грозит?!

Конферансье (устало). Шли б вы на сцену, господин клоун... Не надо тянуть паузу.

Отто. Так и объявлю - саботаж!!! (Неожиданно улыбнулся.) Соберитесь, господа, соберитесь... Халтура - не самое сильное оружие в борьбе с германской армией... (Фокуснику.) Ваш выход, господин фокусник.

Фокусник поднял клетку с голубями, нерешительно направился к выходу.

Конферансье. С богом, Витя... (Дружески похлопал Фокусника по плечу.)

Из рукава Фокусника выпала карта.

Отто (зло). Не роняйте реквизит И не дрожите так! Вы - индийский факир! Вы - ариец, черт бы вас побрал!! О мой бог, зачем я с вами связался?! (Поднимает высоко в руке помидор, меняется в лице и визгливо кричит, как бы входя в образ клоуна.) О-ля-ля! Майн либен томатен! Майн либен томатен!

Уходит в сопровождении Фокусника.

Пауза.

Конферансье (отряхивая одежду). Сволочи! Людям жрать нечего, а они помидоры портят...

Лютиков (сорвал с головы шляпу, швырнул ее в угол). Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу их, ненавижу себя, ненавижу эстраду!!! Это - худшая из пыток... (Поднял глаза к небу.) Господи, ну почему ты не послал меня в лагерь? Я ведь так немного просил: лагерь... Обыкновенный лагерь...

Конферансье (тихо). Кончай истерику, Володя. Может, и будет еще лагерь, не торопись... Самое обидное, что немец по-своему прав. Пели мы действительно скверно. Танцевали и того хуже... (Поливанову.) Денис Андреевич, это я и вам говорю... Как медведь, ей-богу... Топ-топ! За вами все-таки академический театр, голуба моя! Надо держать марку!

Поливанов (мрачно). В академическом театре кордебалет не предусмотрен. И вообще. Все! Баста! Я на сцену больше не выйду. Стар я уже ножками-то дрыгать... О душе подумать пора.

Конферансье. Ну, успокойтесь, Денис Андреевич... Ну хорошо... Танцев больше не будет. Стихи прочтете, и все...

Поливанов. Никаких стихов. (Отшвырнул книгу). Недостойны! Я ихнего Гёте читать отказываюсь...

Конферансье. Ну почему "ихнего"?.. Он не только "ихний"... (Открыл книгу, читает.)

Ночные страхи мчались с нами,

Но был я весел, бодр мой конь.

В моей душе какое пламя!

В моей душе какой огонь!

Это и по-русски звучит... Нет, Денис Андреевич, вам проще... За вами классика. А нам с Володей в интермедии кривляться...

Лютиков (жалобно). Коля... Милый... Извини... Я интермедию играть не смогу...

Конферансье (устало). Ты-то хоть меня не мучай! Есть приказ исполнить сценку про поезд...

Лютиков. Какой поезд? Какой, к черту, поезд в таких условиях?

Конферансье. Скорый поезд. В котором ты с полки упал... Это всем понятно. Будет смешно.

Лютиков. Не будет смешно. Будет пошло и унизительно!

Конферансье. Что ты предлагаешь?

Лютиков. Не знаю... Умереть хочу. Понимаешь? Молча умереть. Мол-ча!!

Конферансье. Не дадут они молча, Володя. У нас - разговорный жанр...

Лютиков. Прекрати острить, черт бы тебя побрал!!

Конферансье. Не ори! Почему я должен не острить? Это - моя профессия... И твоя, между прочим, тоже... (Тихо.) Послушайте, братцы, ну скажу честно: была у меня надежда. Думал, разбомбят наши этот концерт к чертовой матери. Не каждый раз в одном театре столько генералов собирается... Но, видно, не получилось... А теперь что поделаешь?.. Концерт все равно будет продолжаться. На сцену они нас вытолкнут... Насильно, но вытолкнут... А уж что это будет за зрелище, зависит только от нас с вами. Может быть - жалкое, а может быть - высший класс! Они должны почувствовать - выступают столичные актеры. И не шкуру свою спасают, а достоинство... Чтоб им, гадам, не по себе стало. Понимаете?! Хотите, господа, Гёте? Пожалуйста! Прозвучит Гёте! Но так прозвучит, что станет ясно: не ваш это поэт, а наш... С нами он сегодня! Великий наш русский поэт Иоганн Вольфганг Гёте!.. И не веселить вас нам хочется, а самим повеселиться... Душа у нас, у русских, веселая... И туда вам не пролезть. Полстраны захватили, а в душу не пустим! Шиш! Душа территория неоккупируемая... Вот так, господа офицеры, ядри вашу мать!!!

Лютиков. Тогда уж "муттер"...

Конферансье (сбившись). Что?

Лютиков. "Муттер", говорю, "ядрить" надо... Так смешней.

Конферансье. Да... Конечно... "Муттер"... Ты все-таки настоящий автор, Володя, всегда точное слово найдешь...

Поливанов. Неужели скажете? Не побоитесь?

Конферансье (нерешительно). Не знаю, Денис Андреевич... Не знаю... Это уж как пойдет... По вдохновению. Как говорится, зритель подскажет... А сейчас давайте репетировать, братцы. Где он, текст-то... (Достает шпаргалку, пытается репетировать, заглядывая в бумажку.) Майне либен хери!.. Гештатен зи мир, зи бекант цу махен... Мит майне фроунд... Владимир Лютиков... Дас ист зер интеллигентише унд менш... Ком цу мир, Владимир Борисович... (Лютикову.) Ну, иди... Я же говорю: "Ком цу мир..."

Лютиков идет ему навстречу, опустив голову.

Ну что с тобой, Володя?

Лютиков. ...Упал... дас штюрц махен...

Конферансье. Ну, а слезы-то зачем?

Лютиков (плача). Это я так... В образе... Упал с полки. Мне больно... Я плачу...

Конферансье (обнял его). Ну, перестань, Володя... А то я тоже зареву. Это уж МХАТ получится... Ну...

Поливанов (шмыгая носом). Комики называется... Не травите душу! А я тоже хорош. Сотни раз в "Любови Яровой" от конвоиров уходил, а здесь сижу как пень... (Решительно.) Ну ничего, сукины дети!.. Они у меня получат Гёте... Они у меня хлебнут искусства! (С яростью начал декламировать.)

Ночные страхи мчались с нами,

Но был я весел, бодр мой конь!!!

Открылась дверь. В комнате появилась Вера. На ней красивое платье. Веру сопровождает подвыпивший немецкий Офицер. Вера, кокетничая, отбивается от

его ухаживаний.

Вера (офицеру). Ну хорошо... Ну ладно... Ну, без рук... Привел, и спасибо... Ну, подожди меня в зале!.. Я скоро приду... Ну... (Смеется.) Ну, потерпи, дурачок!..

Офицер целует Веру, подмигивает актерам.

Пауза.

Добрый вечер! (Молчание.) Добрый вечер, Николай Сергеевич.

Конферансье. Добрый вечер, фрау.

Вера. Вы что, не узнали? Это я - Вера.

Конферансье. Извините, не узнал. И зачем пришли, сударыня, ежели не секрет?

Вера. На концерт...

Конферансье. Полюбили, стало быть, эстраду? Спасибо. (Подошел к ней, смотрит прямо в глаза.) Я думал - вы добрая девочка, а вы, оказывается, существо злобное! Пришли посмотреть, как артисты мучаются? Ну, смотрите, веселитесь...