— Кто такой Александр Степанович?
Оглянувшись по сторонам, Донской прошептал на ухо:
— Антонов. Вам я могу сказать это. Теперь я убедился, что вы за люди.
Муравьев остановился и с сомнением посмотрел на своего спутника.
— Не верите? Вы в этом можете убедиться.
— Каким образом?
— Приезжайте к нам в армию.
Муравьев опешил. С сомнением покачал головой. Такого оборота дела он не ожидал.
— Зачем же я к вам поеду?
— Посмотреть. Установить контакты.
— Я должен посоветоваться в ЦК.
Проводив Донского к Смерчинскому, Муравьев задумался: «Неужели удача?.. Нет, не может быть. Этот Донской, как он себя называет, еще очень молод. На вид ему двадцать с небольшим… Не может быть, чтобы матерый волк Антонов поручил такое ответственное дело молодому человеку!.. А сколько лет мне? — тут же усмехнулся Муравьев. — Двадцать четыре. Но ведь поручили мне очень важное дело!.. Нужно срочно переговорить с Кандыбиным».
Муравьев позвонил по телефону и вызвал Кандыбина на встречу. Председатель губчека сразу заметил, что Муравьев сильно возбужден.
— Тяжело достался диспут?
— Диспут диспутом, — ответил Муравьев, — к таким вещам мне не привыкать. Дело в другом… Человек, прибывший из Тамбова, сказал, что он из штаба Антонова.
— Так и сказал?
— Да. А когда я этому не поверил, пригласил приехать к ним и лично убедиться.
— Тут есть над чем поломать голову… Где сейчас Донской?
— У Бронислава Смерчинского.
— Решать этот вопрос без Дерибаса мы не можем… Я дам срочную телеграмму в Москву. А пока давайте разыграем следующий вариант, чтобы упрочить ваше положение, придать ему еще больше солидности. — И Кандыбин изложил план.
Поздно ночью в специально подобранном помещении на окраине города состоялось заседание мнимой военной организации левых эсеров города Воронежа. На улице, вблизи дома, была выставлена «охрана» из двух человек, на которую Муравьев, проходя мимо, обратил внимание Донского.
— Чтобы гарантировать от всяких неожиданностей, — сказал он тихо, подавая условный сигнал. Донской понимающе усмехнулся.
Открыл заседание «белый офицер», который якобы возглавляет организацию. В роли офицера выступал Кандыбин. Вид у него действительно был офицерский. Членами «руководящей группы» были председатель губисполкома Агеев, заместитель председателя губчека Ломакин. Разговор шел о подготовке восстания. Кандыбин обратился к Донскому:
— Нас может поддержать армия Антонова? Какими силами?
— Я должен посоветоваться.
— Только просим вас без спешки. Мы должны как следует подготовиться. Иначе все дело может провалиться.
Донской согласно кивал головой.
В конце совещания в комнату вошли еще два человека.
— Это — товарищи из Москвы, — представил их Кандыбин. — Представители ЦК левых эсеров, — уточнил он.
В роли одного из них выступал Митрофан Попов, старый воронежский большевик, друг Муравьева. Он происходил из народовольческой семьи, носил пышные черные усы. На голове — копна нерасчесанных волос. Все это произвело впечатление на Донского. И он все время улыбался.
Расспросив Донского о настроениях в армии Антонова, никто из присутствовавших не стал вдаваться в другие подробности, чтобы не вызвать у Донского ничего настораживающего. Когда совещание подходило к концу, Попов сказал Муравьеву, но так, чтобы услышали все:
— Скоро состоится съезд левых эсеров, на котором будет заслушан политотчет ЦК. Так как твоя организация, Евдоким, считается одной из лучших, ты должен будешь выступить с содокладом.
«Члены ЦК» передали Муравьеву «директиву ЦК» об объединении всех антибольшевистских сил. Особое удовлетворение выразили по поводу установления связи с антоновцами.
Выйдя после совещания на улицу, Донской крепко стиснул локоть Муравьева:
— Ну, Евдоким Федорович, порадовал ты меня сегодня. Теперь успех нашего дела обеспечен. Александр Степанович будет доволен.
А на следующий день, прощаясь с Муравьевым, пообещал:
— Через неделю я приеду к вам опять. Но если вам понадобится что-либо срочно, можете меня найти через адвоката Федорова, проживающего в Тамбове. — При этом Донской назвал адрес и пароль, по которым можно связаться с Федоровым.
2. КРОНШТАДТСКИЙ МЯТЕЖ
13 февраля 1921 года в парижской газете «Утро» была опубликована телеграмма из Гельсингфорса (в настоящее время Хельсинки), в которой говорилось о том, будто бы в Кронштадте произошло восстание моряков против Советской власти.