На самом деле в Кронштадте пока было тихо. Восстание только готовилось, и газета выдала тайну французской разведки, которая принимала активное участие в подготовке мятежа. Но об этой заметке в газете в России тогда почти никто не знал. А те, кто знал, не поверили. Только 29 февраля, то есть спустя две недели, когда эсеры и монархисты действительно выступили в Кронштадте с оружием в руках, Самсонову позвонили чекисты из Петрограда. Дерибас, который работал с ним в одной комнате, слышал весь разговор. Встревожился:
— И там эсеры?
— Да. Повсюду предают дело революции!
В середине дня Дзержинский приказал собрать всех чекистов. В небольшом зале стало сразу душно, от возбужденных разговоров стоял гул. Вошел Дзержинский. Окинув взглядом собравшихся, он тихо проговорил:
— Товарищи! Наша Республика снова в опасности. Контрреволюция… — Дзержинский замолчал, глубоко вздохнул, и было заметно, что он волнуется. — Контрреволюция, — повторил он, — не унимается. История всех белогвардейских восстаний в Советской России, устроенных агентами Антанты, учит нас, что каждому из таких восстаний наши враги готовили общественное мнение за границей. Восстания и мятежи у нас изображались как выступления русских народных масс против «большевистского насилия». Эти лживые сообщения в печати всегда служили верным провозвестником, что буржуазные разведки готовят новые заговоры, взрывы, убийства. Так было и на этот раз.
28 февраля, — голос Феликса Эдмундовича стал резким, в нем чувствовалось раздражение настолько отчетливо, что собравшиеся притихли, — в Кронштадте начались волнения на военном корабле «Петропавловск». Кронштадт — ключ к Петрограду, вы это хорошо знаете. Конечно, дело не обошлось без эсеров, руководимых из того же Парижа — ведь Чернов сидит в Париже. Потерпев поражение на внешнем фронте, контрреволюция направляет все свои силы на взрыв Советской власти изнутри. Для достижения этой цели она не брезгует никакими средствами, пуская в ход весь свой богатый опыт предательства. Мы ни минуты не сомневаемся в том, что этот генеральско-эсеровский бунт будет подавлен так же, как был в 1919 году подавлен мятеж на Красной Горке. Но положение, надо признать, очень серьезное. Шпионская сеть Антанты, несомненно, раскинута не только в одном Кронштадте. Нужны хладнокровие, выдержка, бдительность и сплоченность. Мы обязаны усилить работу здесь, в Москве, и по всей России. Каждый чекист на своем посту должен взвесить, все ли он сделал, чтобы обезопасить революцию. А в Петроград мы пошлем подкрепление.
Чекисты расходились, и каждый думал о том, что он может сделать. Любой из них готов был немедленно отправиться в Кронштадт, чтобы сражаться с оружием в руках.
Спустя две недели Дзержинский вызвал к себе Дерибаса.
— Я рад вас приветствовать, — сказал Феликс Эдмундович. — Мы формируем отдельный батальон ВЧК. С этим батальоном поедете вы. Отправление сегодня ночью. Ваша задача — захватить руководителей мятежа. Имейте в виду, что глава мятежного ревкома Петриченко и его эсеровский штаб действуют в контакте с монархистами. Их поддерживает Петроградский комитет меньшевиков, который выпустил ряд прокламаций, где выражает солидарность с требованиями кронштадтских мятежников. Задача ясна?
— Понятно, Феликс Эдмундович!
— После ареста зачинщиков нужно быстро провести следствие и выявить связи эсеров, меньшевиков, монархистов с другими городами России. Докладывайте каждый день. Если вопросов нет, желаю успеха. — Дзержинский встал и крепко пожал руку.
Дерибас позвонил жене, которая работала в Совнаркоме:
— Нина, я иду домой. Вечером уезжаю в командировку. Что мне взять с собой?
Вместо ответа он услышал в трубке прерывистое дыхание. Нина Ивановна знала о событиях в Кронштадте и поняла, что может означать эта командировка. Она произнесла:
— Жди меня дома, я отпрошусь.
Дерибас вышел на улицу. Морозный воздух обжигал лицо. Под ногами поскрипывал снег. На улицах было довольно пустынно: все, кто мог, предпочитали отсиживаться дома. Пока дошел до Варсонофьевского переулка, порядком замерз, хотя это было совсем рядом.
Прошло около трех месяцев, как Дерибас с семьей поселился в этой квартире, вблизи от ВЧК. Еще свежи были в памяти первые впечатления от приезда в Москву: с Казанского вокзала, куда они прибыли в теплушке, шли пешком по холодному и голодному городу до Лубянской площади и тащили за собой салазки, на которых уместился весь их скарб.