– А можно вступить с ними в какой-нибудь контакт? – спросил я. – Не пробовали?
Он покачал головой:
– Не осмелился.
– Ах, вы не осмелились! – возмутился я. – Кузен вашего государя находится в такой опасности...
Престон перебил меня:
– Боюсь, вы не все знаете. Печальные новости.
– Что еще?
Престон вздохнул:
– В Архангельске высадились британские и американские войска. По сути дела, я теперь представляю здесь державу, ведущую боевые действия против России.
– Мы воюем с Россией?!
Я просто не верил своим ушам. Ведь мы так долго состояли с Россией в союзе.
– Нет, не воюем. Война не объявлена, хотя это мало что меняет. Мое положение здесь стало весьма двусмысленным. Дело, естественно, не в моей персоне, а в том, что я представляю здесь интересы многих иностранных граждан, не только британцев. Я не могу себе позволить предпринимать какие-либо рискованные действия.
Я сердито посмотрел на консула, но он жестом попросил не перебивать:
– С другой стороны улицы, из дома Пурина, обзор еще лучше. Оттуда видно даже сад.
– Где этот дом?
Оказалось, что дом, принадлежавший купцу Льву Пурину, находился совсем близко.
– Этот человек предан царю?
– Он банкир, – печально усмехнулся Престон. – Что теперь у него осталось, кроме преданности?
Консул положил мне руку на плечо и, очевидно, почувствовал, что я весь трясусь.
– Вы нездоровы? – спросил он.
– Очень может быть, – ответил я, хотя факт болезни уже не вызывал у меня никаких сомнений.
– Аспирин, горячий чай и лимон, – сказал Престон и отвел меня в гостиную, где пылал камин, несмотря на теплый весенний вечер.
В чай Престон добавил виски, и я выпил этот бодрящий напиток. Тем временем Престон рассказывал мне о Пурине. Выяснилось кое-что интересное: оказывается, из дома Пурина не только открывался отличный вид на Дом особого назначения, но там имелся и частный телефон, о котором никто не знал. У жены банкира в другой части города жила сестра, и приватная телефонная связь соединяла два эти дома.
– Это может вам пригодиться, – заметил Престон.
Он готов был помогать советами, на большее рассчитывать не приходилось. Помню, как я взволнованно втолковывал ему что-то о чувстве долга, но состояние мое было столь плачевным, что детали разговора в памяти не отложились.
Вскоре я ушел, с трудом переставляя ноги. Помню, что Рузский ждал меня снаружи. Я коротко пересказал ему сведения, полученные от Престона, причем два раза чуть не потерял сознание – Рузский влепил мне пару звонких пощечин, чтобы я не упал...
Очнулся я в каком-то голом помещении и некоторое время лежал без движения, не в силах как следует открыть глаза – веки казались неимоверно тяжелыми. Постепенно я смог осмотреться. Я лежал под белой простыней, стены тоже были белыми. В углу располагалось небольшое зарешеченное оконце без занавески. Скачала я подумал, что нахожусь в заточении. Собственно, так оно и оказалось, правда, это была не тюрьма. Вскоре я убедился, до какой степени меня оставили силы. Я не мог пошевелить рукой, оторвать голову от подушки, даже на то, чтобы поднять палец, требовалось невероятное усилие воли. Все тело онемело, в голове было гулко и пусто.
Я лежал примерно час, ни о чем не думая. Впоследствии я узнал, что такое состояние объяснялось крайним упадком сил – ведь я находился на волосок от смерти.
В конце концов раздался звук открываемой двери, шелест ткани, и женский голос спросил по-русски:
– Вы очнулись?
Я хотел ответить, но во рту так пересохло, что вырвался лишь какой-то стон.
Ко мне склонилось женское лицо. Я увидел перед собой монахиню лет пятидесяти, чьи голова и плечи были замотаны в платок.
– Действительно очнулся, – сказала она.
Я хотел кивнуть, но она поспешно произнесла:
– Нет-нет, не двигайтесь. – Положила мне на лоб холодную и сухую руку. – Как вы себя чувствуете? Пить хотите?
Я чуть шевельнул тяжелыми веками, а она налила в стакан воды. Потом приподняла мне голову и дала попить.
Я с наслаждением напился.
Монахиня сказала:
– Вас спасли молитвы. Мы все за вас молились.
Я поблагодарил ее и спросил, где я нахожусь. Оказалось, что я по-прежнему в Екатеринбурге, в женском монастыре.
Смочив рот, я почувствовал, что могу говорить. Правда, разговаривал я едва слышным шепотом.
– Как я сюда попал?
– Вас привел сюда ваш друг, мсье Бронар. Ах, сударь, это было так давно.
Монахиня, сама того не замечая, перешла на французский. Как многие образованные русские той эпохи, она говорила по-французски не хуже, чем по-русски.
– Давно? – переспросил я. – Что вы имеете в виду?
– Прошел почти месяц, – улыбнулась она. – Почти месяц мы беспокоились о вас и молились за вас.
– Целый месяц?! А какое сегодня число?
– Четвертое июня.
А ведь явернулся в Екатеринбург десятого мая!
– Не может быть! Что со мной произошло?
Монахиня нежно улыбнулась.
– Воспаление легких: сначала одностороннее, потом двустороннее. Вы перенесли одну за другой две тяжелые болезни. Два раза вы были на волосок от смерти. А теперь вам нужно хорошо питаться и набираться сил.
Мои мысли понемногу прояснялись. Головокружение исчезло, и я попытался разобраться в ситуации.
– Скажите, сестра, чья власть в городе?
– Большевистская, – поджала она губы. Было ясно, что коммунисты у нее симпатии не вызывают.
– А белые?
– Наступают. Во всяком случае, все об этом говорят. Но они пока еще далеко от Екатеринбурга.
– А царь?
Монахиня приложила палец к губам:
– Вы слишком много разговариваете, мсье. Вам нужно отдохнуть.
– Скажите мне...
– Нам не нужно разговаривать о таких вещах.
– Но он жив?
Она кивнула и вышла из комнаты, прошептав на прощание:
– Отдыхайте, мсье.
Я слышал, как закрылась дверь.
Если бы я мог владеть своим телом, то немедленно поднялся бы с кровати, но увы: глоток воды оживил меня всего на несколько минут, а затем я почувствовал себя еще более слабым. Вскоре меня вновь заклонило в сон, а когда я проснулся, то в комнате уже горели свечи. Рядом сидела добрая монахиня, и восхитительно пахло едой. Женщина села рядом со мной и с ложечки стала поить меня бульоном, словно маленького ребенка. Бульон был замечательный – с луком и перловкой. В жизни не ел ничего столь чудесного. Главное же, что я ощутил, как в моем теле возрождается жизнь, появляется сила. Покормив меня, монахиня улыбнулась и сказала:
– Скоро вы поправитесь.
Через час явился Бронар. Я уже засыпал, но он бесцеремонно ущипнул меня за щеку, чтобы я очнулся. Чувствуя неимоверную слабость, я попросил его оставить меня в покое, хотя мне ужасно хотелось узнать свежие новости.
– Вам что, неинтересно? – прошептал он.
– Конечно интересно.
– Вся царская семья здесь.
– Где «здесь»?
– В доме Ипатьева. Под стражей. Мальчика и остальных трех великих княжон привезли из Тобольска. Семья воссоединилась.
– Все живы?
– Пока да. Значительную часть свиты вернули обратно в Тобольск.
Я вздохнул с облегчением. Слава Богу, царская семья воссоединилась, и все в добром здравии. А ведь прошел целый месяц.
– Еще какие новости?
– Одного из слуг расстреляли, – сухо заметил Бронар.
– Что с документом?
Я чувствовал, что силы меня окончательно оставляют.
– Ничего не слышу! – раздраженно сказал Бронар.
– Документ, – прошептал я.
– Нет, у меня его нет! – нетерпеливо воскликнул он. – Но его необходимо раздобыть во что бы то ни стало. Понимаете?"
Глава 9
Парень на мотоцикле
Сэр Хорейс Мэлори не имел обыкновения посещать ежеквартальные приемы, устраиваемые организацией, которая более всего известна под названием СШАСК – то есть Соединенные Штаты Америки плюс Соединенное Королевство. Членами состоят представители компаний и банков двух этих стран. Главной задачей организации является содействие деловому сотрудничеству между обоими государствами, а также помощь американским гражданам, временно проживающим в Британии, в наведении социальных контактов с дружественными англичанами.